Послание Геркулеса
Шрифт:
– Тогда я не понимаю, что остается, - сказал Маевский.
– Я тоже.
– Хаклют уставился на стол.
– Продолжительность жизни я бы оценил примерно в сто пятьдесят лет.
– Солнечных лет?
– уточнил Маевский.
– Разумеется!
– резко ответил Хаклют.
– И в примечаниях я бы добавил: мы можем быть уверены, что они способны к генетическим манипуляциям.
– Почему?
– спросил Гарри.
– Потому что мы сами их умеем производить в довольно скромной степени.
– Из тона ответа можно было понять, что вопрос совершенно идиотский.
– Я от них узнаю очень много нового, Кармайкл.
– Низкая?
– переспросил Гамбини.
– Вы же сказали - сто пятьдесят лет!
– Это немного для вида, который умеет менять архитектуру собственной ДНК.
Совещание шло в конференц-зале на этаж выше основных рабочих помещений. Зал был просторен, с длинным столом посередине. На стенах висели снимки шаттлов, Годдарда, капсулы «Аполлона» и знаменитого следа ноги Нила Армстронга. Модель предложенного Одноступенчатого Орбитального Корабля (ООК) красовалась в стеклянном футляре.
– Может быть, - предположил Гарри, - они добавляют лишние годы после рождения, а не до.
– Это слишком сложный способ, - возразил Маевский.
– Верно, - улыбнулся Хаклют.
– Зачем выполнять изменения у миллионов индивидуумов, когда можно сделать их один раз? Я этого не понимаю. Такое впечатление, что они сознательно выбрали ранний износ.
– Интересно, - спросила Лесли, - не может ли это быть вид со сложным циклом жизни? Например, впадающий в анабиоз? Мы могли легко ошибиться в терминологии и перевести словом «смерть» некоторое состояние остановки. Что-то вроде куколки.
Хаклют покачал головой:
– Я не вижу этому подтверждений. Но на данном этапе я не очень понимаю, насколько это важно. Если нет какого-то неизвестного фактора - а он вполне может быть, - создание, развивающееся по плану ДНК, который они нам прислали, умирает биологической смертью точно так же, как любая земная форма жизни. И после этого остается мертвым. Точка. Никакого воскресения. Никакого «потом».
Уиллер кивнул и зачеркнул что-то, написанное у себя в блокноте.
– Меня удивляет, - сказал он, - что и мы, и они используем для управления генетикой ДНК. Других возможностей нет?
– Есть.
– Хаклют дал этому слову повисеть в воздухе.
– Диацетилены можно использовать. Или кристаллы. Но эти альтернативы не дают такой гибкости и эффективности, как группа нуклеиновых кислот. На самом деле возможности природы в этом вопросе на удивление ограниченны.
– Профессор Хаклют, - спросил Гарри, - вы сказали, что у них есть средства продления жизни. Какие-либо из них вам понятны?
– Кармайкл, вам сейчас, судя по виду, примерно пятьдесят?
– Чуть меньше, - ответил Гарри.
– У меня жизнь напряженная.
Улыбка Хаклюта не изменилась.
– Вы можете ожидать прожить еще лет тридцать. Или сорок, при современной тенденции увеличения продолжительности жизни. К тому времени волосы у вас поседеют, кровоток замедлится, и, подозреваю, воспоминания о молодости будут довольно болезненны.
– Он перевел глаза на Лесли.
– А какой станете вы через сорок лет, доктор Дэвис? А почему, как вы думаете? Почему механизм, в котором вы обитаете, должен развалиться за такое короткое время? Гамбини, сколько это - восемьдесят лет?
– Мгновение ока, - буркнул Гамбини, не отрывая глаз от блокнота.
– Если хотите спросить человека, который действительно понимает, что такое время, спросите космолога, - сказал Хаклют.
– Так вот, все вы, я уверен, знаете, почему так быстро распадаетесь. Потому что вас выключает ваша ДНК.
– Объясните, пожалуйста, - попросил Уиллер.
– Это просто.
– У Гарри было такое чувство, что Хаклют готов в любую минуту объявить контрольную на усвоение материала.
– Мы привыкли думать, что старение - это накопление износа и травм, болезней, злоупотреблений, пока не будет исчерпана возможность тела к самовосстановлению. Но на самом деле процесс иной. ДНК управляет не только строением наших физических тел, но также эволюцией вида. Некоторые склонны представлять себе ДНК как отдельную сущность, которая стремится к собственному развитию, а живые существа использует как… - он огляделся, ища термин, - как бутылки. Контейнеры. В любом случае одна из ее функций - обеспечить, чтобы мы вовремя ушли и не стояли на дороге нашего потомства. И она нас убивает.
– Заставляя стареть?
– спросил Маевский.
– Именно так. Она отключает механизмы восстановления. Этот процесс идет в вас прямо сейчас, Корд.
– Он оглядел собравшихся.
– А у всех остальных процесс отключения начался уже давно, и повреждения накапливаются. Клетки перестают размножаться, уровень отходов растет, органы сдают. И через какое-то время мы ломаемся окончательно.
– Хаклют устроился поудобнее, поправил очки и сменил выражение лица - оно стало мрачно светиться, как уголек в потухающем костре.
– Если вы хотите избежать старения, необходимо только подменить инструкции, которые выполняет ДНК. Аппаратура для вечной молодости уже установлена, надо только ее запустить. Алтейцы должны знать очень много об этой технике, чтобы такое смочь.
– А сколько, - спросил Уиллер, повторяя вопрос Гарри, - знаете о ней вы?
– Вы хотите спросить, сколько я узнал из текста? Кое-что. Не много, но кое-что. Слишком мало у меня было времени и слишком много материала мы пока еще не можем прочесть. Но я вам могу твердо сказать: там это есть. И еще многое.
Под конец совещания открылась дверь, и просунулась голова Розенблюма.
– Джентльмены, - сказал он.
– И доктор Дэвис. Я знаю, что вы заняты, но не могли бы вы на несколько минут спуститься?
В операционном центре собрался народ, и впереди красовался Патрик Мэлони. Черно-серый галстук заколот золотой булавкой, остроносые ботинки отполированы до зеркального блеска. Глянцевого качества мужик, подумал Гарри.
– Леди и джентльмены!
– провозгласил Розенблюм.
– Думаю, почти все вы знаете Пэта Мэлони из Белого дома. Пэт, вот группа «Геркулеса».
Гарри услышал гордые нотки в голосе Розенблюма. Отличный для него момент, подумал Гарри.
Однако Мэлони, наверное, много раз председательствовал в подобных случаях. Вопреки своему роду занятий, он производил впечатление человека публичного - быть может, неудачливого политика, человека слишком честного для своего призвания и недостаточно изощренного, чтобы скрыть этот недостаток.