После нас
Шрифт:
О том, что Интернет в Афганистане являлся довольно простым средством слежения за человеком, свидетельствовал и тот факт, что уже в апреле 2008 года главе МИД Германии Франк-Вальтеру Штайнмайеру пришлось звонить своему афганскому коллеге Рангину Дадфару Спанта и выражать сожаление в связи с действиями военной контрразведки ФРГ. Немецкая военная контрразведка имела доступ ко всей переписке по Интернету афганского министра торговли Мохаммада Амина Фарханга, установив в его кабинете шпионское программное оборудование, сообщила пресс-служба МИД Афганистана. Ходили разговоры о том, что электронная почта самого министра иностранных дел также просматривалась немцами. Но Спанта – человек очень умный и выдержанный. Приняв сожаления германского коллеги в связи с досадным инцидентом, он отметил, что это не повредит отношениям доверия между двумя государствами. В тот же день Спанта провел в Кабуле встречу
Чуть позже спецслужбы стали применять новейшее оборудование слежки за Интернетом, уже не требовавшее установки шпионского оборудования в кабинетах интересующих их лиц. Это делалось дистанционно. Мой друг Гарик, специалист по электронным и компьютерным системам, а также устранению последствий взломов, живший в одном доме со мной в соседней квартире, очень часто «лечил» мой компьютер и ставил на него блоки от несанкционированного доступа к информации. Шпионские программы засылались на комп даже в анонсах предстоящих мероприятий, приходивших на мой электронный адрес. Однажды западные спецы заслали мне такой вирус, с которым не смогли справиться никакие файрволы и антивирусные программы. Но Гарик после двух бессонных ночей, которые он провел у моего компьютера, выяснил, что шпионская программа была внедрена через антивирусную программу, точнее – через лейбл, указывающий на то, что в ноутбук внесен вредоносный файл. Им была применена разработанная международными хакерами и новая на тот момент времени деблокировочная программа Cmboofix, позволившая избавиться от вторжения «пришельцев» и не покупать мне новый компьютер. Гарик оказывал мне неоценимое «электронно-техническое» содействие в течение всей моей командировки, проводя часы отпущенного ему на отдых и общение с семьей времени у моего компа, и я ему за это очень благодарен. Когда я вырастил за домом свои первые огурцы, которые получились почему-то идеально круглыми, первые спелые и колючие овощи были преподнесены мной в качестве подарка его малолетней дочке. Огурцы ей понравились.
…К вечеру третьего дня пребывания в Кабуле у меня уже работал Интернет, хотя и очень медленно. Я то и дело лазил по внутренней железной лестнице на крышу дома, чтобы поправить антенну, которую разворачивало сильными порывами ветра, попутно делал с крыши портативной видеокамерой панорамные фотографии Кабула. В первую же неделю своего пребывания в Кабуле я оформил аккредитацию в афганском МИД. Выяснилось, что мы хорошо знакомы с руководителем управления информации и печати Министерства иностранных дел, который во время Апрельской революции работал заместителем генерального директора государственного информационного агентства «Бахтар». В ту пору я трудился в Афганистане в качестве корреспондента ТАСС, который шефствовал над «Бахтаром». Зимой, когда у нас отключали свет, мы частенько ездили передавать информацию через телетайпы «Бахтара», чтобы не возиться со своим дизель-генератором. Когда для афганских коллег приходила гуманитарная помощь – запчасти для оргтехники, бумага, телетайпные ленты и многое другое, я лично ездил на таможню в афганский аэропорт, получал посылки, грузил это добро в свою «Ниву» и привозил в «Бахтар». Начальник управления МИД оказался тем самым замом информагентства, который принимал у меня эти грузы.
Было приятно, что первым официальным лицом, с которым я пообщался уже в статусе корреспондента РИА «Новости», стал мой хороший знакомый. В дружеской беседе он поведал мне, что гендиректора «Бахтар» Дауда Кавиана после падения режима доктора Наджиба арестовали моджахеды и посадили на несколько лет в централ Пули-Чархи. Он с честью прошел это суровое испытание, а после того, как его выпустили из зловещего пенитенциарного учреждения, эмигрировал в Германию, где впоследствии возглавил отделение афганской коммунистической партии.
Документы в МИД мне оформили очень быстро, а чуть позже, когда журналистская деятельность в Исламской Республике начала лицензироваться (правительству требовались доходы), я получил бесплатно первую в истории Афганистана бессрочную лицензию № 1 зарубежного СМИ на осуществление агентством РИА «Новости» журналистской деятельности в Афганистане. Это было отрадно. Однако в Москве на это событие отреагировали вяло. Начальство было занято разработкой сонмища каких-то очень затратных информационных проектов, вгонявших агентство в бюджетную кабалу и полную подконтрольность. Впоследствии не окупавшее само себя
Платить в Кабуле за машину по 40 долларов в день я больше не мог – бюджет представительства этого не позволял. Мне была выделена определенная сумма в долларах США, которую я должен был потратить на приобретение авто для представительства. Я озадачил этим Нура, который уже через пару дней представил мне свои готовые предложения. Сев в его личную «Тойоту», мы поехали на северо-восток города в район Касаба, где в то время располагались многочисленные рынки подержанных авто. Для Афганистана с его хаотичным движением, выбоинами и колдобинами на дорогах нужен был крепкий внедорожник. Владелец одного из комиссионных магазинов уже подготовил нам на просмотр несколько вариантов. Мы остановились на дизельном внедорожнике «Toyota 4-runner» с тонированными на все 100 процентов стеклами. Относительно прозрачным в машине было только лобовое стекло. Порадовало то, что кнопкой из салона можно было опустить заднее стекло. Первоначально машина, доставленная в Кабул из ОАЭ, была праворульной, но в Эмиратах в авторизованной мастерской руль переставили на левую сторону. Впоследствии все праворульные автомобили в Исламской Республике объявили вне закона, а затемненные стекла просто запретили под угрозой изъятия авто в пользу государства. МВД усмотрела в тонировке стекол угрозу безопасности для жителей Афганистана, так как «в автомобилях с тонированными стеклами могли передвигаться террористы и диверсанты, которых полицейским нелегко обнаружить».
Мы быстро оформили договор купли-продажи и поехали домой. Дорога пылила через район, где в 80-е годы прошлого столетия располагалась одна из наших воинских частей, в которой находился морг 40-й армии. Удивительно, но бетонные стены, отлитые квадратами по периметру бывшей в/ч, сохранились в первозданном виде. Уцелели и железные ворота, на которых темнела проржавевшая красная звезда. На месте бывших модулей темнели останки генераторов, печей, другого уже никому не нужного военного скарба, который даже запасливые афганцы посчитали для себя совершенно бесполезным. На площадке, где находился наш бывший морг с холодильниками, работала группа афганцев – панджширских таджиков. Я подошел к ним, мы разговорились. Оказалось, что земельный участок тут выкупила какая-то фирма, зарегистрированная в ОАЭ, и здесь запланирована жилая застройка виллами. Сам морг – уходящий в землю полуподвал с двумя секциями железных ворот – пока не разрушили, но уже оборудовали в нем склад строительных материалов.
Четверть века тому назад в этом полуподвале в серых пластиковых пакетах ожидали превращения в «груз-200» убитые советские мальчики-солдаты и офицеры, которых сюда свозил «Ан-12», получивший в народе название «Черный тюльпан». Здесь происходили опознания трупов и останков военнослужащих, служащих и гражданских лиц, здесь же, как и в ряде других районов Афганистана, деревянные гробы закладывали в цинковые пеналы, которые затем запаивались, а те – в большие деревянные ящики с ручками для переноски. Общий вес груза не должен был превышать 200 килограммов…
В тот момент я почему-то думал не о мертвых, а о живых. Что должны были чувствовать люди, которые на ежедневной основе занимались приемкой и сортировкой трупов и их частей, изготовлением гробов и запайкой цинков? Где они, живы ли сегодня, не сошли ли часом с ума от выпавших на их долю испытаний? Я ходил по стройплощадке, некогда бывшей советским гарнизоном, и пинал носками ботинок разбросанные кругом камни, пока не уперся в остовы сгоревшего «газона» и хорошо сохранившегося автобуса «ПАЗ», служившего когда-то труповозкой. Нахлынули совсем мрачные мысли, и я заторопился домой. По пути мы догнали военную колонну итальянцев, которые стали махать нам руками и водить в разные стороны установленным на броневике немецким пулеметом МГ. Нур подсказал, что нужно быстро отстать от колонны, иначе по нам начнут стрелять, приняв за террористов.
Вдоль дороги от района Касаба, где у подножия горы до сих пор стоят невредимыми первые четырехэтажные сейсмостойкие дома, построенные при содействии советских специалистов для рабочих Кабульского домостроительного комбината, вплоть до середины пути к Хайрхане на протяжении многих километров пустынная местность была оцеплена колючей проволокой, за которой грудились артефакты войны, сопровождавшей Апрельскую революцию. Обломки упавших самолетов и вертолетов, сгоревших БТР и БМП, грузовиков, военной амуниции, ставшие через пару десятилетий ненужным металлоломом. Несколько километров немых свидетелей убитых человеческих судеб. О, если бы железо заговорило…