После войны

Брук Ридиан

– Я уже скучаю по снегу, – сказал Эрнст. – По крайней мере, не так воняло.

Они подошли к излучине руки, к тому месту, где Ози рассеял с мостков пепел матери. Хотел бы он знать, где она сейчас. Она может быть в Куксхафене. Гельголанде. Зильте. Кто скажет, куда, если дать ей волю,

унесет тебя река. Если, конечно, не застряла у грязного берега Грюнендайха, где ее склюют на завтрак какие-нибудь паршивые жирные вороны. Был момент, когда ветер дунул пеплом ему на сапоги и в рот, и Ози подумал, что лучше бы разбросал ее над развалинами Хаммербрука или развеял над лужайками Иенишпарка. Но потом вспомнил, что она всегда говорила: «Я бы хотела жить у реки». Поэтому он дождался, когда ветер стихнет, зачерпнул из железной коробки из-под печенья и рассыпал пепел. В этот раз он осел, как снежные хлопья, на воды Эльбы и поплыл на запад, к морю.

Когда дом был совсем близко, Эрнст занервничал:

– Думаешь, стоит? Может, лучше не надо, а? Эдмунд наш друг. Он всегда давал нам сигареты. Может, нас полиция ищет.

– Пройдем между деревьями, тихо и незаметно. Как Зверь.

Они повернули от реки, пересекли парк, перебегая от дерева к дереву, пока не оказались напротив ворот дома. Там они залезли на дерево, чтобы лучше видеть через забор. Ози заранее снял с винтовки цейссовскую оптику и теперь вытащил трубу из кармана и наставил на дом.

– Видишь его? – спросил Эрнст.

Старая машина фюрера больше не стояла на подъездной дорожке. И флаг томми больше не развевался на флагштоке. Не было видно ни Эдмунда, ни полковника, ни полковничьей жены. Ни следа.

– Не вижу никого из томми.

– Может, уехали

к себе домой, – предположил Эрнст. – Наверное, сидят где-нибудь у Белых скал Виндзора и отпускают шуточки про яйца Гитлера.

От этой мысли Ози стало очень-очень грустно, и не только потому, что ему были нужны сигареты. Он продолжал изучать дом и двор, надеясь заприметить друга – или кого-нибудь из добрых томми.

В окне на первом этаже что-то мелькнуло. Он подкрутил линзы и увидел ноги стоящего на стремянке мужчины. Отец девчонки Берти делал что-то на стене – похоже, вешал картину. Ози еще немного понаблюдал за ним, потом продолжил осмотр: окно – стена – окно – сад. В кресле, повернутом к реке, сидела женщина. Она трудилась над чем-то с иголкой и ниткой, но над чем, видно не было.

– Ну, что там?

– Там женщина. Но это не Mutti Эдмунда. На вид ничего, хоть и не Марлен Ди.

– Кто-то идет через сад, – предупредил Эрнст. – Какая-то толстуха.

– Девчонка Берти. – Ози вгляделся. – Зачем-то ей мяч под юбку засунули.

– Чего?

Ози опустил окуляр:

– Девчонка Берти будет Mutti.

Отдав окуляр Эрнсту, Ози продолжил наблюдать за сценой. Он думал о брате. Вот бы ему узнать.

– Опять кто-то идет, – сообщил Эрнст.

Ози увидел отца девчонки Берти, тот шел через сад, неся поднос с кофе и печеньем. Он поставил поднос на садовый столик и выдвинул стул рядом с женщиной. Сказал ей что-то и взял за руку.

– Может, в другой раз придем? – спросил Эрнст. – Ози? Чего скажешь?

– Давай подождем еще, – ответил Ози. – Хочу посмотреть, чего тут будет.