После зимы: Стихи разных лет
Шрифт:
Иди ко мне... Господи, благослови!
В а с с и а н
Отче, учитель, я верю,
Что построю обитель и храм.
Я давно о Троицкой церкви,
Конечно, думал и сам.
Я вижу ее не только снаружи,
Для меня – это делание человеческой души,
Это – то, что невозможно разрушить,
Камни мертвые переворошив.
Троица – это мысль, которая доспела,
Это – соразмерного
Это – единение всех людей, всех пределов,
Это – замысла Создателя нашего –
истинная полнота.
–––
Влечет в дорогу неизвестность
Того, кто легок на подъем,
И до поры не знает местность,
Куда стремится он, – о нем.
И он еще не знает, где же
Придется с большака сойти,
Но он уже давно в пути –
Идет упрямо шагом пешим.
Для Вассиана путь знакомым
Был только до Улеймы. Там
Едой пополнил он котомку
И разузнал про те места,
Где сохранился лес старинный,
Есть пожни, рыбная река,
Куда топор с косой пока
Заходят редко, где – пустынно.
Был месяц травень. Но белели
Еще последние снега
Там, где росли густые ели.
Из них брусничник выбегал
На свет; зимою утомленный,
Лист кожистый блестел; он рад
Тому, что нет уже преград
Для жизни новой и не сонной.
...Костер вечерний грел, как дома
(Подумал Вассиан) очаг, –
Теплом таким давно знакомым,
Что путник тьмы не замечал.
Ночь пролетела. Ранний вальдшнеп
Прохоркал где-то за холмом,
И новый день в себе самом
Почуял Вассиан: «Ну, дальше,
Дальше!»
...Сначала шум воды был тихим,
Как дальний говор косачей;
Но – нарастал и вот Звениха
Открылась в резвости своей.
Ей путник радостно внимает,
Уже почувствовав родной
Просторный воздух, звук живой
Еще не виданного края!
И посох свой втыкая в землю,
По крутосклонному холму
Взошел наверх он.
Всем ли, всем ли
Досталось счастье, как ему,
Увидеть утром яснооким
Картину новых детских дней?
Там – веры в Бога и в людей
Незамутненные истоки.
«Зябликов хор громогласный,
Лес, долина, река...
Жизнь, как же ты велика
И – не напрасна!
Боже! Ты здесь еще ближе.
Сколько в мире любви!
Всё, что вижу и слышу,
Благослови,
Благослови!»
–––
Он сосны рубил для будущих стен,
Из ели он делал стропила,
А крышу покрыл берестою, затем
Ее землей завалил он.
Он печку сложил из глины речной,
Он репище выбрал на склоне,
Где грелся от солнца растительный гной,
Но было тенистее в полдень.
Капустник копал он на низких местах,
Где летом прохладно и влажно,
Он туни разведал в трех омутах
И рыбу ловил на каждом.
–––
В трудах и долгих молитвах Богу
Он жил, но не ведал еще итогов
Прошедших на Устье дней...
Был сентябрь. Лист летел всё быстрей.
А когда он ставил часовню,
То однажды понял: «Бог мой,
Ты задумал ввести нас в мир новый,
Чтобы он – не страдал пустотой».
Все последние дни и молитвы
Вассиан вдруг увидел не как
Золотое чистое жито,
А как жито, в котором сорняк.
И за эти непраздные дни
Стал себя укорять и казнить:
«Несвобода от чуждых, ненастных
Властных сил – это тюрьма.
Но есть и другая опасность:
Жить по прихоти злого ума...
Своего!
Он же хочет
Не зависеть ни от чего,
Чтоб жилось как можно проще,
Чтобы слушать себя самого,
Не зависеть от добрых знакомых,
От реки, от лесов и полей,
От друзей и отчего дома,
От родителей, от детей.
Если ты живешь, не делая
И не принимая добра,
Ты – оторванная от дерева,
Быстро сохнущая кора.
Я же здесь не смогу, не сумею
Лишь себе спасенья искать;
Перед Господом благоговея,
В людях чувствую благодать.
Нет, я – не стручок без семени,
Я сердцем навеки прирос
К пахарям местного племени,
И меня знает народ.
Я не просто построить церковь
Здесь хочу,
А чтобы – сто лет
В людях здешних не мерк бы
Божьей искры свет,
И церковь стояла – невестой,
Чтобы так была хороша,
Как местности чудной окрестной
Чутко замершая душа!..
Но Божий храм – не стены каменные,
А люди верные и праведные».
И пошел Вассиан по ближайшей округе