После
Шрифт:
– Ты его любишь? – просто спрашивает Лэндон.
Я отвечаю слишком быстро и слишком неестественно:
– Нет, я не люблю его… он… ну… он придурок. Я знаю его меньше двух месяцев, и половину из этого времени, все это время мы с ним воевали. Нельзя полюбить кого-то за два месяца. Особенно, если этот кто-то такой дурак.
– Ты это уже говорила, – сообщает Лэндон.
Мелькает чуть заметная усмешка, впрочем, он пытается сохранить невозмутимость. Мне не нравится эта странная тяжесть в груди, когда мы говорим о любви к Хардину. Меня начинает подташнивать, в тесном
– Хочешь вернуться к нам или подбросить тебя до общежития? – спрашивает Лэндон.
Я хочу поехать в общежитие и свернуться клубочком на кровати, но боюсь, что там окажутся Стеф или Хардин. Шанс, что Хардин придет в дом своего отца, настолько мал, что ехать туда представляется мне лучшим решением.
– К вам, только не могли бы мы заскочить в мою комнату, чтобы я взяла кое-что из вещей? Извини, что постоянно прошу тебя возить меня туда-сюда.
– Тесса, тут маленькие расстояния, и ты мой друг, хватит благодарить и извиняться, – сурово произносит Лэндон, но его ласковая улыбка заставляет меня рассмеяться.
Он лучший парень, которого я тут встретила, и мне очень повезло, что мы познакомились.
– Ладно. Разреши уж мне последний раз поблагодарить тебя за то, что ты такой замечательный друг, – говорю я, и он шутливо хмурится.
– Пожалуйста. А теперь пошли в комнату.
Лихорадочно собираю одежду и книги. Я чувствую, что никогда больше не останусь в этой комнате. Это будет первая ночь за эти дни, когда я буду спать без Хардина. Я начала привыкать к нему, как глупо. Беру из ящика телефон и возвращаюсь в машину Лэндона.
Когда мы добираемся до дома, уже больше одиннадцати. Я совершенно без сил; хорошо, что Кен и Карен легли. Лэндон ставит в микроволновку пиццу, и я съедаю один из приготовленных сегодня кексов. Урок выпечки с Карен, кажется, состоялся неделю назад. Это был очень долгий день, так хорошо начавшийся с Хардина и стажировки, – а потом он все испортил, как он всегда делает.
Мы едим пиццу и поднимаемся наверх. Лэндон показывает мне гостевую комнату, где я ночевала прошлый раз. То есть не совсем там, потому что меня разбудил крик Хардина. Когда я познакомилась с ним, время потеряло смысл; все произошло так быстро… Голова кругом, когда я думаю о времени, когда нам было так хорошо, и эти периоды перемежаются многочисленными ссорами. Вновь благодарю Лэндона, и он закатывает глаза и удаляется в свою комнату. Включаю телефон, обаруживая множество эсэмэсок от Хардина, Стеф и мамы. Стираю все, не читая, кроме маминых. Я уже знаю, что в них, но на сегодня с меня достаточно. Отключаю звук входящих и эсэмэс, надеваю пижаму и забираюсь в постель.
Мне надо проснуться через несколько часов. Завтра будет длинный день. Если бы сегодня утром я не пропустила занятия, я бы просто осталась дома, то есть здесь. Или в общежитии. Зачем я убедила Хардина вернуться на литературу? Поворочавшись в постели, смотрю на часы: почти три. Несмотря на то что этот день сначала был лучшим в моей жизни, а потом оказался худшим, я так устала, что даже не могу заснуть. Не успев осознать, что делаю, я оказываюсь перед дверью в спальню Хардина. Вхожу. В комнате никого нет. Открываю ящик и достаю оттуда белую футболку. Я уверена, что он ее никогда не надевал, но мне все равно: снимаю свою футболку и надеваю его. Затем ложусь и утыкаюсь в подушку. Мятный аромат Хардина заполняет ноздри – и я, наконец, засыпаю.
Глава 62
Проснувшись, не сразу понимаю, что Хардина нет рядом. Солнце мирно светит в окно. Я замечаю в комнате чью-то фигуру и быстро сажусь, стряхнув остатки сна. Когда глаза привыкают к освещению, я убеждаюсь, что не сошла с ума.
– Хардин? – спокойно здороваюсь я, протирая глаза.
– Привет, – отвечает он. Хардин сидит в кресле, поставив локти на колени.
– Что, черт возьми, ты тут делаешь? – восклицаю я.
В груди поднимается знакомая боль.
– Тесса, нам нужно поговорить.
Он склоняется ко мне, замечаю мешки у него под глазами.
– Ты смотрел, как я сплю?
– Нет, конечно, нет. Я зашел пару минут назад.
Интересно, мучают ли его кошмары, когда меня нет рядом? Если бы я не видела их сама, я подумала бы, что это часть спектакля, но я помню, как он метался весь в поту, и видела в его глазах настоящий страх.
Я молчу. Я не хочу с ним ругаться. Просто хочу, чтобы он ушел. С отвращением я понимаю, что на самом деле не хочу, чтобы он уходил, но понимаю, что он должен это сделать.
– Нам надо поговорить, – повторяет он.
Я отрицательно качаю головой. Он проводит обеими руками по волосам и глубоко вздыхает.
– Мне пора на занятия, – говорю я.
– Лэндон уже уехал. Я отключил твой будильник. Сейчас уже одиннадцать.
– Ты что!
– Ты поздно легла, и я подумал, что ты… – начинает он.
– И ты еще смеешь… Уходи!
Вчерашние страдания еще слишком свежи, к тому же во мне кипит обида, что я пропустила утренние занятия. Но не хочу показывать слабость – иначе он за нее ухватится. Он всегда так делает.
– Ты в моей комнате, – говорит он.
Я вылезаю из постели, не думая, что я в одной футболке, его футболке.
– Ты прав. Я пойду, – говорю я, удерживая комок в горле и слезы, грозящие пролиться в любой момент.
– Нет, я хотел сказать… я хотел спросить: почему ты в моей комнате? – мрачно спрашивает он.
– Не знаю… просто… не могла заснуть, – признаюсь я. Нужно прекратить этот разговор. – И на самом деле это не твоя комната. Я провела здесь столько же ночей, что и ты. Сейчас даже больше.
– В своей футболке не спится? – спрашивает он, глядя на белую футболку.
Конечно, он смеется надо мной!
– Давай, подразни меня.
Чуть не плачу. Он глядит на меня в упор, но я отвожу взгляд.
– Я тебя не дразню. – Хардин встает и делает шаг ко мне. Я пячусь назад, вытягивая руки перед собой, и он останавливается. – Просто выслушай меня, ладно?
– Что ты еще можешь сказать, Хардин? Мы всегда так поступаем. Мы же снова и снова ругаемся, и с каждым разом все хуже. Я больше не могу. Не могу.