После…

Мюссо Гийом

— Успокойтесь, не я устанавливал такие правила, — грустно произнес Гудрич. — Я сам прошел через это!

Тень Эмили мелькнула в его глазах, и ярость Натана утихла.

— Почему? — спросил он, обезоруженный. — Зачем нужно присутствовать при смерти

той, которую любишь, чтобы стать Вестником?

— Так происходит всегда. Такова цена.

Натан взорвался:

— Какая цена?! У меня не было выбора!

Гаррет не согласился:

— Это неправда, Натан. Именно вы решили вернуться.

— Вы говорите ерунду!

Гудрич тепло посмотрел на Натана. Казалось, он перенесся на двадцать пять лет назад, когда ему, молодому врачу, предстояло подвергнуться такому же испытанию.

— Вспомните ваш опыт.

— Когда я был в коме после несчастного случая?

Натана словно током ударило — мысленно он вошел в туннель света.

— Что вы видели? — снова спросил Гаррет. — Что заставило вас вернуться в мир живых?

Натан опустил голову:

— Я видел лицо, лицо… у которого, казалось, не было возраста…

Да, теперь он вспомнил! Он снова стал восьмилетним мальчиком, увидевшим мягкое белое сияние смерти. Потом вдруг, в последний момент оказавшись по другую сторону, он почувствовал, что ему дали возможность выбрать — уйти или вернуться. И, чтобы помочь принять решение, послали видение — мимолетное, словно короткий отрывок будущего.

Это была та, которая спустя годы станет его женой. Внешне она выглядела по-другому, но он всегда знал, что это она. Она страдала; она была одна и звала его. Потому он и вернулся: чтобы быть рядом со своей женой, когда смерть придет за ней.

В третий раз Гаррет задал тот же вопрос:

— Что вы видели, Натан?

— Мэллори… Ей было страшно, она нуждалась во мне.

Слабые порывы ветра поднимали рябь на водной глади Гудзона. Туман рассеивался, залив постепенно открывался взору от Бруклина до Нью-Джерси. Натан Дель Амико шел пешком на север Манхэттена; он знал — предстоят очень тяжелые дни.

В голове у него все смешалось… Что он скажет Мэллори, когда будет рядом, не дрогнет ли, сумеет ли нести эту огромную ответственность, сможет ли выполнить свой долг?

В одном он был уверен — он окружит ее такой любовью, на какую только способен, — любовью глубокой и нерушимой, той, что всегда была и будет. Об остальном лучше не думать. Не думать, что произойдет потом, когда Мэллори не станет.

Сейчас он отдаст себя, свои мысли ей одной. Он станет ее маяком, провожатым, указывающим путь в последние минуты. Вестником, тем, кто возьмет ее за руку и проводит к порогу — туда, куда все мы придем.

Около церкви Тринити Натан ускорил шаг: его ждала женщина, которую он любил. И будет любить. Всегда.