Последнее дело Блина
Шрифт:
— Я не сплю, — сказал инструктор и разлепил веки. — Просто устал немного.
— Вот и хорошо, — откликнулась Митькина мама. — Михал Михалыч, поговорите со мной! Какое у Султана оружие?
— Ствола нет, — с трудом выговорил инструктор. Аксакал запоздало сообразил, что на самом деле его зовут не Михал Михалычем, а как-то по-другому. А то бы почему Митькина мама велела называть себя «Первым», Митьку — «Блином», Аксакала — «Аксакалом» и только инструктора звала по имени? Ясно, что «Михал Михалыч» такой же оперативный псевдоним, как «Первый». Тут конспирация.
— Четвертый на связи, — вмешался в разговор незнакомый мужской голос. — Аксакал, мы теряем волну. Объясните подробнее, где находитесь.
— На тропинке, — начал Аксакал. — Если идти от лагеря к станции, то с дороги надо свернуть направо…
— Мы уже на станции, — перебил Четвертый. — Выходи навстречу.
— Нет, нет! — закричал Аксакал. — Станция, наверное, далеко: я поездов ни разу не слышал!
— Понял. Возвращаемся, — не стал возражать Четвертый. — Микроавтобус к вам сможет подъехать?
Аксакал ответил, что вообще-то сможет — лес редкий. Но на тропинке много корней, и как бы Михал Михалычу не стало хуже, если трясти его в микроавтобусе.
— Не растрясем, — пообещал Четвертый. — Но ты уж нас встречай.
Аксакал положил рацию на сухое место, под руку Михал Михалычу, и накрыл рюкзаком.
— Продержитесь без меня?
Инструктор молча прикрыл глаза: продержусь.
Дождь лил стеной. Аксакал вышел из-под сосны, и его обдало, как из душа. Проламываясь через кусты, он снова наткнулся на кепку инструктора, поднял ее и нацепил на ветку рядом с тропинкой.
У развилки он обернулся. Потерявшая форму кепка висела тряпочкой. Холодный дождь уже почти смыл с нее пятна крови.
Молния полыхнула над потемневшим лесом, и мгновение спустя в небе громыхнуло — оглушительно, близко!
Не глядя под ноги, Аксакал бежал навстречу контрразведчикам. В кроссовках чавкало, грязные брызги из-под его подошв хлестали по кустам. Он думал о напарнике.
Четвертый сказал: «Мы теряем волну», Валера сказал: «В мокром лесу плохой прием, а если будет гроза, можно совсем потерять сигнал». А тут и мокрый лес, и гроза. Рация большая, размером с два плеера, и то Четвертый не смог засечь, с какой стороны пришел сигнал. Наверное, мокрые деревья отражают радиоволны. А что за маячок в Митькиной записной книжке? Аксакал сколько раз держал ее в руках, щупал обложку и не нашел ничего необычного. Совсем крошечный этот маячок. Фитюлька. Уж точно приборы контрразведчиков его потеряли, и напарник сейчас один.
СОВСЕМ ОДИН, А СЛЕДОМ ЗА НИМ ИДЕТ СУЛТАН!
В шуме дождя послышались какие-то посторонние звуки. Аксакал остановился и различил треск веток и фырчание мотора. Молния ударила совсем близко; в ослепительном свете вспыхнуло ветровое стекло и белая приплюснутая морда микроавтобуса. Оглохший от грома, Аксакал смотрел, как он приближается, подпрыгивая на корнях. В глазах плавали темные пятна, и свет фар казался тусклым.
Микроавтобус затормозил в нескольких шагах от Аксакала, поехал юзом по грязи и толкнул его в грудь. «Дворники» елозили, разбрызгивая потоки воды на стекле.
Хлопнула дверца. Кто-то высокий, в черном бронежилете, выскочил под дождь, втолкнул Аксакала в кабину и сел с краю.
— Сильно я тебя стукнул? Не видно ни шиша, — то ли извинился, то ли пожаловался контрразведчицкий водитель. Обычный стал бы орать: «Сам виноват!»
— Ничего, — сказал Аксакал, — поехали.
Он, кажется, плакал, но не смог бы сказать точно, потому что лицо было залито дождем.
Микроавтобус казался обычным — «Газель», вроде маршрутного такси, только на окнах занавески. Оглянувшись, он увидел, что в пассажирском салоне полно радиоаппаратуры, а под крышей в зажимах укреплена снайперская винтовка.
Пассажиров было четверо, все в бронежилетах поверх штатской одежды. Высокий, который посадил Аксакала в кабину, сидел у раскрытого окна и нянчил на коленях маленький автомат «кипарис».
Дождь хлестал ему по плечу, но высокий стекло не поднимал, только ежился. Еще двое с автоматами, тоже раскрыв окна, глядели один влево, другой назад. Четвертый колдовал над прибором с рамочной антенной — Аксакал видел такой у Валеры.
— Нет сигнала от Митьки? — спросил у него Аксакал.
Контрразведчик поднял голову и ответил глазами: «Нет», а вслух сказал:
— Много будешь знать, скоро состаришься.
Аксакал не обиделся. За прошедшую неделю он сто раз слышал от напарника: «Мне всего не говорят, служебная тайна». Митек говорил это спокойно, как «хорошая погода». Не положено тебе знать — значит, не положено, догадайся сам, если сможешь.
«Газель» ползла, раскачиваясь, как лодка, и черкая бортами по кустам.
— Развилка, — сказал водитель. — Теперь куда?
— Налево. Видите, где кепка на кусте?
Высокий на ходу распахнул дверцу и выскочил из кабины. За ним высыпались двое других автоматчиков. Когда микроавтобус дополз до кепки, они стояли на тропинке, оглядывая каждый свой сектор обстрела.
— Туда! — Аксакал показал в кусты, где остался Михал Михалыч, и первым бросился к инструктору.
Михал Михалыч был жив, улыбался и бормотал что-то неслышное за шумом дождя. «Хорошо», — прочитал по губам Аксакал и удивился: что ж тут хорошего?
— Скажите, чтоб меня не ждали. Я пойду Митьку догонять, — шепнул он инструктору.
Позади трещали ветки. Прежде чем подошли автоматчики, он успел подобрать выпавшую из ослабевших рук Михал Михалыча рацию и спрятать в Митькин рюкзачок.
Высокий как ребенка поднял инструктора на руки и понес к микроавтобусу. Двое других прикрывали отход, возвышаясь над кустами.
Аксакал присел, шмыгнул за сосновый ствол, и его не стало видно.
Глава 14
Пускай целуется с лягушкой