Последнее дело Друри Лейна
Шрифт:
По указаниям Донохью автомобиль Лейна, за которым следовала полицейская машина с Боллингом и группой его людей, доехал до места, где патрульный ранее обнаружил ирландца. Тамм помог ему выбраться из лимузина, и Донохью огляделся вокруг.
— Сюда, — сказал он наконец, и двое мужчин снова сели в автомобиль. Дромио медленно поехал дальше. Менее чем через сотню ярдов ирландец что-то крикнул, и Дромио повернул машину на узкую аллею, находившуюся не более чем в миле от той, что вела к дому Алеса.
Два автомобиля проследовали мимо трех коттеджей в стороне от дороги, когда Донохью внезапно крикнул:
— Здесь!
Это был маленький старый дом, похожий на хижину, одинокий и ветхий, как археологический экспонат. Какие-либо признаки жизни отсутствовали — дом был заколочен и выглядел необитаемым много лет.
Полицейские атаковали входную дверь с бревном в качестве тарана, и она разлетелась, как скорлупа гнилого ореха. Они ворвались в дом с револьверами наготове. Внутри было пусто и грязно, а мебель имелась только в комнате, где держали Донохью. Полицейские взламывали дверь за дверью и наконец добрались до дурно пахнущей каморки, снабженной койкой, умывальником и стулом. На койке лежал мужчина. Он был без сознания.
Люди Боллинга вынесли его на солнечный свет. Лейн, Тамм и молодая пара устремили взгляд на желтое изможденное лицо. В их глазах отражался один и тот же вопрос: является эта жертва голода и спертого воздуха Хэмнетом или Уильямом Седларом? В том, что он один из них, сомневаться не приходилось.
Донохью, сделав свое дело, издал слабый стон и рухнул на руки инспектору. Подъехала машина «скорой помощи», следовавшая за двумя автомобилями, и ирландца уложили внутрь. Молодой врач склонился над обмякшей фигурой англичанина.
— Он всего лишь в обмороке. Тугие веревки, отсутствие пиши, скверный воздух, общее истощение... При должном уходе он быстро выкарабкается.
Впалые щеки покрывала светлая щетина. Доктор сделал тонизирующий укол, глаза англичанина открылись, встретились с глазами инспектора и закрылись вновь.
— Ладно, — проворчал Боллинг. — Везите обоих в больницу. Поговорим с этой птичкой завтра.
Когда «скорая» уехала, появился еще один автомобиль, из которого выпрыгнул молодой человек с непокрытой головой. Это оказался репортер, привлеченный таинственным подводным течением слухов, которое служило джентльменам из прессы отличным транспортным средством. Он тут же засыпал вопросами Боллинга и Тамма. Несмотря на отчаянные знаки Лейна, они сообщили о докторе Алесе, «беглеце от французского правосудия», драматической истории Донохью, путанице, связанной с близнецами Седлар... Молодой человек умчался с торжествующим выражением лица.
— Вы поступили опрометчиво, инспектор, — холодно сказал Лейн.
Тамм покраснел. В этот момент к Боллингу подошел подчиненный и доложил о неудаче при попытках обнаружить какую-либо нить к личности тюремщика двоих заключенных, несмотря на тщательный обыск дома.
— Я звонил в Тэрритаун и отыскал владельца. Он даже не знал, что здесь кто-то живет. По его словам, дом пустовал три года.
Две группы молча сели в автомобили. Спустя десять минут Гордон Роу устало произнес:
— Загадок не становится меньше.
Глава 27
ПРЕСТУПЛЕНИЕ ТРЕХСОТЛЕТНЕЙ ДАВНОСТИ
— Первое, что мы хотим установить, — мрачно сказал инспектор Тамм, — это кто вы.
Они собрались на следующее утро у койки англичанина в тэрритаунской больнице. Врач сообщил им по телефону, что пациент достаточно окреп для разговора — уход, успокоительные средства и ночной сон совершили чудо. Он побрился, на щеках играл легкий румянец, а взгляд стал осмысленным. Войдя в палату, они застали пациента полулежащим, с разбросанными на одеяле газетами и дружески беседующим с Донохью, занимавшим соседнюю койку.
Англичанин приподнял рыжеватые брови:
— А в этом есть какие-то сомнения? Боюсь, я не понимаю. — Он переводил взгляд с одного на другого. Голос звучал слабо, но тембр казался знакомым. — Я доктор Хэмнет Седлар.
— Отличная новость для Чоута, — заметил Лейн.
— Для Чоута? Ах да, доктор Чоут! Должно быть, он беспокоится, — промолвил англичанин. — Ужасное время! Ваш друг Донохью думал, что я его добыча в синей шляпе. Ха-ха! Сходство было поразительным... — Он стал серьезным. — Вы уже знаете, что у меня был брат-близнец...
— Значит, вам известно, что он мертв! — воскликнула Пейшнс.
Лейн бросил взгляд на инспектора, и тот покраснел.
— Меня все утро осаждали репортеры. И эти газеты... Они все мне сообщили. Судя по описанию трупа медэкспертом, это мой брат Уильям. В профессиональной деятельности он пользовался псевдонимом доктор Алес.
— Послушайте, доктор Седлар, — снова заговорил Тамм. — Все выглядит так, словно дело решено. Но будь я проклят, если знаю, что это за решение. Мы говорили вам, что располагаем вызывающими подозрение сведениями о вас — а теперь и о вашем брате — и хотим знать правду. Если ваш брат умер, хранить молчание больше нет причин.
Англичанин вздохнул:
— Очевидно, вы правы. Хорошо, я расскажу вам все. — Он закрыл глаза. — Вы и газеты раздули целую историю из моей лжи по поводу даты прибытия в Америку. Я прибыл сюда тайно с целью предотвратить бесчестный поступок моего брата Уильяма. — Помолчав, он открыл глаза. — Здесь слишком много народу.
— Бросьте, доктор, — сказал Роу. — Мы все в этом участвуем. А что касается Донохью...
— Я глух, нем и слеп, — ухмыльнулся ирландец.
Хэмнет Седлар продолжил рассказ.
Несколько лет назад, когда Уильям Седлар активно действовал в Англии в качестве представителя коллекционеров книг, он подружился с сэром Джоном Хамфри-Бондом, знаменитым британским библиофилом. Уильям был посредником в осуществлении сделки, когда Сэмюэл Сэксон приобрел один из трех сохранившихся экземпляров изданного Джеггардом в 1599 году «Страстного пилигрима», как раз находившегося в библиотеке сэра Джона. Спустя несколько месяцев Уильям, имевший доступ к огромной библиотеке Хамфри-Бонда, наткнулся на старую рукопись — саму по себе не представляющую ценности, но неизвестную миру библиофилов, — в которой утверждалось, что личное письмо, написанное и подписанное рукой Уильяма Шекспира и содержавшее какую-то тайну, существовало по крайней мере до 1758 года, которым датировалась найденная Уильямом рукопись. Из-за этой страшной тайны, говорилось в манускрипте, шекспировское письмо было спрятано в задней крышке переплета «Страстного пилигрима», напечатанного в 1599 году Джеггардом. Возбужденный этим открытием, он выяснил, что сэр Джон никогда не читал рукопись, и купил ее у него, не сообщая содержания. Потом Уильям показал рукопись Хэмнету, служившему тогда хранителем Кенсингтонского музея. Хэмнет отнесся к ней с презрением, как к бабьим сплетням. Но Уильям, опьяненный колоссальной исторической и литературной ценностью, не говоря уже о денежной стоимости давно потерянного документа, о котором сообщала рукопись, начал поиски, хотя знал, что большинство экземпляров первого издания Джеггарда «Страстного пилигрима» исчезло за три столетия и осталось только три из них. После трех лет поисков он убедился, что в двух экземплярах — один из которых находился во владении французского коллекционера Пьера Гревиля — не содержалось шекспировского письма. Вынужденный покинуть Францию из-за преследований gendarmerie [70] , Уильям отплыл в Соединенные Штаты, твердо намереваясь обследовать третий, и последний, экземпляр, который, по иронии судьбы, он сам передал в руки Сэмюэла Сэксона. Перед отъездом из Бордо он тайно написал об этом брату Хэмнету.
70
Жандармерия (фр.).