Последнее небо
Шрифт:
– Люблю пиво. И знаю, что плебейство, а все равно. Эх, Зверь, женщин ты сторонишься, не куришь, даже вина не пьешь, и зачем все это? Чтобы убивать эффективней?
– Чтобы жить спокойней. – Зверь поморщился. – Зачем ты все это рассказываешь?
– Неинтересно?
– Непонятно.
– Ну, тогда слушай дальше. Итак, нечеловеческая кровь. Представь себе, дитя мое, что по какой-то нелепой случайности несколько поколений подряд… Нет, пожалуй, даже много поколений подряд люди, в чьих жилах есть эта зараза, заключают между собой браки и рожают детей. Повторюсь, они не знают о своей исключительности. Все действительно происходит случайно. Во всяком случае, настолько, насколько я могу быть в
– Вырождение, – буркнул убийца, почему-то с необыкновенной отчетливостью представив себе длинную цепочку близкородственных связей.
– Именно! – удовлетворенно кивнул Демир. – Вырождение всего человеческого и, – он многозначительно поднял указательный палец, – возвращение к норме не человеческого. Женщина, которая родила тебя, и мужчина, который тебя зачал, были родными братом и сестрой. Тихо, тихо, мальчик! – Очень длинная рука легко нажала на плечо, удерживая Зверя на месте. – Я говорю лишь о родстве по настоящей крови. Странные люди. Ты ведь помнишь их, правда? У тебя хорошая память, ты и рад был бы забыть, да не можешь. Странные. Очень. Но все-таки люди. Пусть даже в каждом из них было всего ничего от людей. Внешность. И образ жизни. Они боялись себя, верно?
Он сделал паузу, ожидая ответа.
Зверь молчал. Искал возражения, но возразить было нечего. Да, отец и мама были… странными. И они действительно… действительно боялись. Чего-то. Или кого-то. Себя?
– Себя, – кивнул Демир, – они боялись. А вот ты уже не боишься. Ты слепо, на ощупь, учишься тому, что в других условиях, будь ты воспитан другими, настоящими, получалось бы само собой.
Зверь молчал. Он не верил ни единому слову. Пытался не верить. Потому что такого не могло быть. Что за бред? Чужая кровь. Люди. Нелюди. Какие еще нелюди? Не бывает таких!
– Ну да. Не бывает. И волки не сбиваются в стаи в конце весны. И лесные звери убегают, когда видят человека, а не ластятся к ногам. И не выжить человеку в горящем автомобиле. И невозможно подчинять себе людей одним только взглядом… а сейчас уже и смотреть не нужно – достаточно лишь приказать…
– Кто я? – тихо спросил он.
– Если возвращаться к аналогии с ангелами, ты даже не титан. Ты – чистокровный ангел. Это я для наглядности, чтоб раз и навсегда избавить тебя от иллюзий по поводу твоей человечности. А реально, – Демир вздохнул, – реально у нас есть агнцы, пастыри и волки. Пастыри понятно откуда и зачем. С агнцами тоже, я полагаю, все ясно. Ну а волки – это моя работа.
– Зачем?
– Отчасти по злобе, – признался Демир, – а отчасти для того, чтобы агнцы не расслаблялись. Я ведь тоже люблю их, мальчик. Пусть не так, как Тот, Другой, но все-таки… А ты особенный. Волчонок, выросший в овечьем стаде, ты жил с ними и ты пожирал их. Впрочем, сравнение некорректно. Люди не овцы. Люди могут за себя постоять. – Он сделал последний глоток и с сожалением отставил бутылку. – Странный такой волчонок… – продолжил задумчиво. – В лапах путаешься, клыки молочные еще не выпали, из повадок волчьих одну только освоил – убиваешь качественно, зато сколько в тебе того, что всем другим и не снилось. Подчинять себе людей и животных ты толком не умеешь, хотя, казалось бы, чего проще? Зато вещи неживые, человеческими руками сделанные, слушаются тебя, и не просто слушаются, а любят преданно. Жизни чужие правильно употребить не можешь, зато можешь их отдавать, делаешь это не задумываясь, понятия не имея, что такие, как ты, отдать просто не способны. Ну не дано вам. Не для того я вас создавал. Ты не умеешь летать сам по себе, без всяких человеческих штучек, а ведь это курс магии для детского сада… Об этом можно и не говорить. Вижу. На слово «летать»
Он улыбался, Демир-искуситель, лукавый ангел, змей с пылающим взглядом. Он улыбался. Закурил неспешно. Глянул в глаза:
– Твой настоящий брат, волчонок. Ты младший в своей семье, но поверь мне, быть младшим не так уж плохо, У тебя ведь никогда не было старшего брата.
– Нет, – Зверь покачал головой, – нет, это не я сумасшедший. Это ты! – он оскалился в ответ на улыбку Демира. – Я заглянул к тебе в душу, или что там у тебя вместо души, и я знаю, что это ты рехнулся. Давно. Еще когда был ангелом.
– Чего тебе больше хочется, мальчик, – с неожиданным сочувствием спросил Искуситель, – оторвать мне голову, чтобы впредь я думал кому и что говорю, или все-таки поверить? Поверить в то, что у тебя есть дом. Дом, где тебя любят и ждут, давно, с первого мига твоего рождения. Твой отец искал тебя, волчонок. Он был с тобой повсюду на Земле, он пытался докричаться до тебя, но ты ведь знаешь – даже я не мог прийти без приглашения. А ты не приглашал.
– Не верю.
– Я не спрашиваю, веришь ты или нет. Я спрашиваю, хочешь ли ты поверить?
– Мой отец погиб.
– Зачавший тебя был титаном, Зверь. И женщина, которая родила тебя, была той же породы. Ты обязан им жизнью, но в твоих жилах нет ни капли их крови.
– Это не важно.
– Не важны семья, дом, безопасность? А что важно? Люди, погибшие двадцать лет назад? Женщина, убитая тобой? Твой друг, который рвется сюда, чтобы убить тебя? Земля, на которой тебе нет больше места? Что для тебя важно, волчонок?
– Выжить! – Зверь ухватился за остатки рационализма, как тонущий хватается за обломок доски. Невозможное, нереальное, невероятное… дом, безопасность… семья?
«так не бывает…»
Захлестывало волнами, дыбилось девятым валом – не спастись.
– Выжить.
– Лорд Здравый Смысл, – рассмеялся Демир, – удивительным человеком был твой магистр! Ты, со своим характером, меньше всего расположен к разумному принятию решений, а он тем не менее смог научить тебя этому. Вот, кстати, еще одна твоя особенность. Эмоциональность на грани истерии. Больше это ни за кем из вас не водится. И при всем при том ты начисто лишен способности любить. Я не говорю о неживом. Может быть, отсюда твое умение становиться зеркалом чужой души? – Тлела сигарета, и сознание отмечало отстраненно, что кроме этого, пришедшего извне, здесь никто не курил. Первая сигарета, выкуренная на Цирцее. Первая струйка табачного дыма. Странно. – Ты боишься смерти. – Огненные глаза смотрели внимательно. – Ты трижды заглядывал ей в лицо, трижды уходил от удара, и с каждым разом было все страшнее. Но ты бессмертен, волчонок Твое тело – лишь оболочка, а ты, ты настоящий еще не родился. Так уж устроены вы, мои волки: для того, чтобы начать жить, вам нужно умереть.
– Как это?
«… Когда ты так спрашиваешь, у тебя лицо такое удивленное делается. Плакать хочется от умиления» Не к месту вспомнился Гот. Зато ко времени.
– Да, в общем… – Демир пожал плечами. – Самый первый из вас, твой дед, Дрегор, так и родился мертвым. Но сына ему рожала живая женщина, не человеческая, конечно, но живая. И твой отец, сам понимаешь, тоже получился живым. У меня в мыслях не было, что первый из волков сможет размножаться, так что… – Сигарета, докуренная почти до фильтра, исчезла из пальцев. Следом пропала пустая бутылка. – Ну что ты смотришь? – почти жалобно спросил Демир. – Не все и не всегда получается так, как задумано. Скорее уж наоборот.