Последнее слово за мной
Шрифт:
Господи боже… Кто этот тип, этот Кирилл Сергеевич? Он запасся фотографией жертвы и свидетелями происшедшего. Серьезный дядя. У него мой паспорт и мои деньги… Вернуться домой я не смогу и очень скоро окажусь на улице в незавидной роли бомжа. Конечно, я могу пойти в милицию и рассказать… что меня подставили? Потому что я на кого-то похожа?
— Кто эта женщина? — обреченно спросила я.
— Обычная женщина, — хохотнул Кирилл Сергеевич.
— Тогда почему я должна изображать ее?
— Видите ли, несколько месяцев назад она покинула своего супруга. Он в отчаянии и поручил мне найти
— И что?
— Я ее нашел. На Канарах. В обществе очень симпатичного миллионера, с которым она не собирается расставаться.
— Рада за вас, — кивнула я, пытаясь понять, врет он или говорит правду.
— Радоваться нечему, Наташенька, мне обещана премия только в том случае, если я доставлю мадам безутешному супругу. Добиться ее возвращения в Россию возможным не представляется.
— И вы решили сжульничать?
— Я потратил много времени и денег, чтобы так просто отказаться от награды. Вы понимаете?
Почему-то сказанное им вызвало у меня облегчение: он обычный жулик, это не секретные службы и не бог весть что еще…
Выходит, у меня есть шанс…
— Допустим, я согласна. И что дальше?
— Дальше все очень просто. Мы приезжаем к вашему мнимому супругу, я получаю свои деньги, а через некоторое время вы вторично покидаете его, теперь уже навсегда.
— А этот мой супруг, он что, слепоглухонемой?
— Рад, что вы не утратили чувства юмора, — съязвил Кирилл Сергеевич. — Ваш супруг вполне нормален.
— Тогда вы останетесь без премии. Допустим, я сменю прическу, но я ни за что не поверю, что муж не сможет отличить свою жену от чужой женщины. Это противоестественно. Кроме внешнего сходства, есть манера поведения, характер, общие воспоминания, наконец…
— Рад, что вы об этом заговорили. Общими воспоминаниями мы и займемся. У нас есть несколько дней, в течение которых вы должны превратиться из Натальи в Полину. Кстати, она предпочитала, чтобы ее называли Полли.
Я потерла лицо ладонью и устало посмотрела в глаза Кирилла Сергеевича.
— Я плохая актриса…
— Вам так кажется. В конце концов, можно и постараться, чтобы избежать тюрьмы.
— И как долго я должна выступать в этой роли?
— Пару часов, не больше. В течение этого времени я получу свои деньги, и вы свободны как ветер. Я верну вам паспорт, помогу купить квартиру и даже устрою на работу в таможне — это в моих силах. Так что, как видите, все честно…
— Вам что, миллион пообещали? — невесело усмехнулась я.
— Два, — серьезно ответил он.
— Наверное, ваш клиент безумно любит жену?
— Даже более того.
— Тогда ему ничего не стоит обнаружить подмену…
— Вы опять за свое? — Кирилл Сергеевич нахмурился. — Если вы приложите старание, никто ничего не обнаружит. В конце концов, это моя забота. Итак? — помедлив, спросил он. — Свобода и благополучная жизнь или тюрьма и масса прочих неприятностей?
— А у меня есть выбор? — спросила я с усмешкой.
— Нет, конечно, — усмехнулся в ответ он. Достал сотовый телефон из кармана и сказал кому-то отрывисто:
— Поднимись в номер.
Через несколько минут в номер вошел рослый парень с плоским, точно смазанным лицом. Узкие губы на нем казались
— Иван, Наташа едет с нами. Помоги ей собрать вещи. Он вышел, не оглядываясь, а Иван, привалившись к двери, сложил на груди руки и вроде бы задремал. Я сидела и рассматривала пол. Было ясно, что мой отказ покинуть гостиницу будет воспринят отрицательно и я могу пострадать — например, вывалиться из окна.
— У нас нет времени, — с нажимом заметил Иван. Я поднялась и стала собирать свои вещи.
Меня привезли на ту самую дачу, на которой мы отдыхали вчера, выделили комнату, где я и жила последующие пять дней. В продолжение этого времени я старательно тренировалась по восемнадцать часов в день. В основном Кирилла Сергеевича беспокоил мой голос — он разительно отличался от голоса Полины Басмановой. Часами я слушала магнитофонные записи и старательно их копировала.
Записей было немного: три ничего не значащих телефонных разговора с каким-то Максимом. Вслушиваясь в высокий манерный голос женщины, я пыталась представить, что она за человек. Некоторые слова Полина произносила не правильно, путала ударения и падежи, в выражениях не стеснялась. Ей очень подошла бы роль уличной торговки, но это отпадает: мужья уличных торговок не выплачивают миллионных премий. С первого дня пребывания на даче мне было запрещено говорить своим голосом, и через три дня я уже сносно копировала Полину. По крайней мере, Кирилл Сергеевич остался доволен. «Уроки» он проводил лично, на присутствие в доме Ивана намекали едва слышные шаги да шорох на кухне. Правда, стоило мне подойти к двери на улицу или оказаться на веранде, как Иван сразу же появлялся следом, из чего нетрудно было заключить, что он мой цербер.
— Вы курите? — в первый же вечер спросил Кирилл Сергеевич, когда мы сделали небольшой перерыв в занятиях.
— Нет.
— Придется начать. Полина курила почти непрерывно. — Употребление глагола в прошедшем времени, почему-то здорово напугало.
— Она могла бросить курить, разве нет? — пытаясь успокоиться, усмехнулась я.
Только не Полина. Она обожает дурные привычки.
— Вы хорошо ее знали? — задала я вопрос, сообразив, что это подходящий случай что-нибудь разведать.
— Да. Некоторое время мы виделись довольно часто. Вам придется сменить походку. Полли двигалась как манекенщица.
— Боюсь, я плохая актриса, я же говорила…
— У вас все отлично получится.
Я училась говорить как Полина, ходить как Полина, сидеть как Полина и даже начала курить. От табака меня тошнило, а манера держать мундштук в вытянутой руке казалась нарочито жеманной. Все чаще я думала о неведомой Полине, иногда мне казалось, что какая-то часть ее существа теперь живет во мне. Оставаясь одна, когда лицедействовать не было смысла, я вдруг сбивалась с шага и шла, подражая ее походке, или поднимала плечи, скрестив руки на коленях, когда сидела в кресле. Однажды вечером, когда я стояла возле открытого окна и смотрела на звезды, рука вдруг сама потянулась к сигаретам. Я нервно хихикнула и поспешила лечь спать.