Последние дни Помпей
Шрифт:
Внизу, на уровне сада, были комнаты, уже описанные нами, — почти все они принадлежали Юлии.
Диомед встречал гостей в крытой галерее.
Торговец разыгрывал из себя любителя литературы и поэтому питал слабость ко всему греческому; Главку он оказывал особое внимание.
— Ты увидишь, мой друг, — сказал он, взмахивая рукой, — что у меня здесь все в несколько классичесском духе, так сказать, на аттический манер. Зал, в котором мы будем пировать, устроен в подражание грекам. Благородный Саллюстий, говорят, что в Риме таких залов нет.
— О! — отвечал Саллюстий с легкой улыбкой. — У вас в Помпеях умеют подбирать и заимствовать все достойное из Греции и Рима. Вот если бы ты, Диомед, подбирал яства так же хорошо, как архитектурные украшения!
— Ты увидишь, увидишь, мой милый Саллюстий, — сказал торговец. — У нас в Помпеях есть вкус, есть и деньги.
— И то и другое меня радует, — отвечал Саллюстий. — А вот и прекрасная Юлия!
Как я уже говорил, главное различие в обычаях у афинян и римлян заключалось в том, что у первых женщины из скромности почти никогда не принимали участия в развлечениях, у вторых же они были частым украшением пиров; но в таких случаях пиры обычно заканчивались рано.
Красавица Юлия вошла в зал в великолепных белых одеждах, расшитых жемчугом и золотыми нитями.
Едва она ответила на приветствия Главка и Саллюстия, как почти одновременно вошли Панса с женой, Лепид, Клодий и римский сенатор; после них явилась вдова Фульвия; за ней—поэт Фульвий, у которого со вдовой не было ничего общего, кроме имени; потом вошел воин из Геркуланума, сопровождаемый своей «тенью», и менее знатные гости. Ионы еще не было.
У древних принято было хвалить все, что попадалось на глаза, поэтому считалось дурным тоном, войдя в дом, сразу же садиться. Обменявшись приветствиями, которые обычно состояли в рукопожатии, как и у нас, а иногда, при более дружеских отношениях, в объятиях, гости несколько минут осматривали комнаты, любуясь бронзой, картинами, мебелью.
— Какая прекрасная статуя Вакха! — сказал римский сенатор.
— Да что там, это пустяк! — отозвался Диомед.
— Какие чудные картины! — сказала Фульвия.
— Пустяк! — отвечал хозяин.
— Красивые светильники! — воскликнул воин.
— Красивые! — подхватила его «тень».
— Пустяк, пустяк! — твердил торговец.
Тем временем Главк отошел к одному из окон галереи, соединявшей террасы, и Юлия последовала за ним.
— Скажи, Главк, неужели у вас в Афинах принято избегать прежних друзей? — спросила она.
— О нет, прекрасная Юлия!
— И все же, думается мне, Главк поступает именно так.
— Главк никогда не избегает друзей! — ответил грек, подчеркивая последнее слово.
— Может ли Юлия считать себя его другом?
— Такой прелестный друг сделал бы честь императору.
— Ты не ответил на мой вопрос, — сказала влюбленная Юлия. — А правда ли, что ты обожаешь неаполитанку Иону?
— Разве красота не достойна обожания?
— А, хитрый грек, ты ускользаешь от ответа! Но скажи, Юлия в самом деле может быть твоим другом?
— Я благословлю богов и отмечу белым камешком тот день, когда она окажет мне эту честь.
— Но, даже когда ты говоришь это, в глазах твоих беспокойство, ты бледнеешь, невольно отворачиваешься— тебе не терпится поспешить навстречу Ионе.
Ибо в этот миг вошла Иона, и Главк действительно выдал свои чувства, что не укрылось от ревнивой красавицы.
— Разве восхищение одной женщиной делает меня недостойным дружбы другой? Неужели и ты поддерживаешь клевету, которую возводят поэты на твой пол?
— Не знаю. Во всяком случае, я постараюсь убедить себя в том, что ты прав. Главк, еще одно слово. Ты женишься на Ионе, это правда?
— Если судьбе будет угодно осчастливить меня.
— Прими же от меня в знак нашей дружбы подарок для твоей невесты. . Нет, нет, не отказывайся! Ты знаешь, таков обычай — друзья, поздравляя жениха и невесту, дарят им маленькие подарки.
— Юлия! Я не могу отказаться от знака твоей дружбы. Я приму подарок как доброе знамение от самой Фортуны.
— Если так, то после пира, когда гости уйдут, спустись ко мне в комнату, и ты получишь его из моих рук. Смотри же, не забудь! — сказала Юлия и подошла к жене Пансы, отпустив Главка к Ионе.
Вдова Фульвия и супруга эдила были заняты высоким и серьезным спором.
— О Фульвия! Уверяю тебя, по последним сведениям, завитые волосы начинают выходить в Риме из моды. Теперь носят высокие прически, как у Юлии, или в виде шлема, как у меня, надеюсь, это производит впечатление. Уверяю тебя, Веспию (Веспием звали героя из Геркуланума) моя прическа очень нравится.
— И никто давным-давно не причесывается на греческий манер, как Иона.
— А, пробор спереди и пучок сзади? Да это просто смешно! Похоже на статую Дианы! И все же Иона хороша, правда?
— Да, мужчины так говорят. Она выходит замуж за афинянина, желаю ей счастья. Но, сдается мне, она недолго будет ему верна. Эти чужеземки не отличаются верностью.
— А, Юлия! — сказала Фульвия, когда дочь торговца подошла к ним. — Ты еще не видела тигра?
— Нет.
— Как же, ведь все дамы ходили на него смотреть. Он такой красавец!
— Надеюсь, для него и для льва найдется какой-нибудь преступник, — отвечала Юлия. — Твой муж, — она повернулась к жене Пансы, — должен действовать решительней.
— Увы, законы у нас слишком мягкие, — отвечала дама с прической шлемом. — Так мало преступлений, и к тому же гладиаторы избаловались! Самые храбрые бестиарии соглашаются сражаться только против кабана или быка, а как доходит дело до льва или тигра, они считают, что это слишком серьезная игра.
— Надо одеть их в женское платье, — сказала Юлия с презрением.
— А видели вы новый дом Фульвия, нашего любимого поэта? — спросила жена Пансы.
— Нет. А он красивый?
— Очень! В лучшем вкусе. Но говорят, моя дорогая, что у него там такие неприличные картины! Он не показывает их женщинам. Фу, какой дурной тон!