Последние дни Российской империи. Том 1
Шрифт:
Подойти к ней? Но как? Со стыда сгоришь? И что скажешь и как? А вдруг она не такая. Скандал! Скандал! Разве можно оскорбить женщину? Конечно, она не такая! Она слишком молода и прекрасна.
Проходившие мимо женщины заглядывались на молодого красивого офицера, иные звали его своими глазами. Кровь кипела в нём, а он хотел и не смел подойти, всё больше и больше смущался и горел на медленном сладком огне желания.
Ему казалось, что все видят его желания, читают на лице его мысли и мечты. Было стыдно. Он краснел. Он то снимал фуражку и клал подле себя, то снова надевал её, то был полон решимости и готов был встать и подойти к первой попавшейся, то вдруг чувствовал себя потерянным и смущённым, понимая, что он не посмеет, никогда не посмеет и ничего у него не выйдет из этого, и тогда нервно глотал простывший чай и ел пирожные, не чувствуя их вкуса, смотрел вдаль и старался слушать музыку.
Вдруг мягкий грудной голос окликнул его:
— Александр Николаевич, как давно я вас не видала!..
XV
Он поднял глаза. Перед ним, опираясь на розовый зонтик с перламутровой ручкой, стояла Китти. Большая розовая шляпа была надета круто набок, и какая-то птица с розовыми крыльями подпирала её. Платье из лёгкой полупрозрачной красноватой материи в фалболах, слишком открытое для летнего туалета, рисовало её полнеющую фигуру ясными откровенными, подчёркнутыми штрихами. Шёлковые юбки внизу шуршали и шумели при каждом её движении. Золотистые волосы были аккуратно уложены под шляпу и причёсаны и завиты у парикмахера. Они блестели, как блестели и зубы, и чуть загорелое лицо. Она не была накрашена, была свежая, юная, и только развязные манеры и то, как стояла она, опираясь на зонтик и чуть покачивая бёдрами, выдавало её профессию. Краска волнения и счастья залила лицо Саблина, и от Китти это не укрылось. На этот раз он не уйдёт от неё так, не простившись, на этот раз он будет её. Китти покраснела.
Саблин вскочил перед нею. Она сейчас же села. Сел и он.
«Милая… Чудная… — думал он. А внутренний голос какого-то развратного бесёнка все шептал ему на ухо… и доступная… доступная!.. Лови момент!.. Бей ворону, бей сороку!»
Он не знал что делать. Куда девать руки.
— Хотите чаю? — предложил он.
Она посмотрела ему в глаза и рассмеялась в лицо таким заразительным, счастливым смехом, что и он засмеялся.
— Ну вот, ну вот, — говорил он, — чему вы?
— А вы чему, милый Александр Николаевич?
— Чему? — вдруг становясь серьёзным, сказал Саблин. — Я счастлив, Екатерина Филипповна…
— О, — смутилась она. — Зачем так официально. Зовите меня Китти. Просто Китти. Ведь мы друзья?
Пухлая рука в шёлковой ажурной, надетой до локтя, митенке коснулась его загорелой руки.
— Ну, скажите мне, отчего вы счастливы? — тихо и серьёзно спросила она.
— Ах… Китти… Екатерина Филипповна… Сегодня был парад.
— Я знаю, — сказала она. — Вы видели Государя. Государь Император похвалил ваш полк. Как я понимаю вас!
Она, жившая среди офицеров, бывавшая часто в казармах, поняла его сразу. У ней были те же чувства обожания к Монарху. Циничная и легкомысленная, она в то же время была верующая до ханжества и любила монарха и Россию, благоговела перед штандартом и также понимала честь мундира и обаяние полка, как понимали это офицеры.
Саблин блестящими восхищенными глазами смотрел на Китти.
— Вы понимаете это, — сказал он. — Это чувство, когда видишь его. Вы любите его?
— Я его обожаю, — сказала она.
Он посмотрел ей в самую глубину её глаз. Будто хотел узнать — не шутит ли она, но она не шутила. Глаза смотрели сосредоточенно и серьёзно.
Саблин почувствовал, как тепло побежало к его сердцу. «Какая она прекрасная», — подумал он. Вспомнил раннее утро весною. Тихий свет солнца, затенённого шторами, бросающий золотистые блики на её тело. Вспомнил золото её волос под голубыми лентами и красоту её линий и вздрогнул.
— Хотите чаю? — ещё раз предложил он.
— Да ведь вы уже пили. Сколько вы выпили?
— Не помню. Четыре, пять стаканов.
— Ну вот. Неужели ещё хотите?
— Нет, я вам предлагаю.
— Не хо-чу… — раздельно сказала она. — Па-си-бо.
И улыбнулась.
— Слушайте, милый человек, — сказала она, чуть пожимая кончиками пальцев его руку. — Я хочу вам сделать одно предложение. Вы свободны сегодня, да? Вы никому ничего не обещали? Вы не дежурный завтра?
— Нет, я свободен. Все три дня, и субботу, и воскресенье.
— Этакая прелесть!.. Ну, слушайте.
Она сама смущалась. Смущался и он, и не шёл ей на помощь, и не знал, что делать, что говорить.
— У меня, — тихо сказала она, — здесь дача. На Фридерицинской. Вы узнаете её. По левой стороне. Толстые спиленные ивы растут вдоль решётки палисадника. Я одна. Совсем одна. Приезжайте ко мне… Ужинать.
Он смутился. Он понял, что это ему нужно было догадаться пригласить её ужинать, а не ей его. И она поняла его смущение.
— Не сердитесь, милый человек, я так хочу.
Саблин ещё раз проверил свои к ней чувства и, смущаясь и запинаясь, тихо выговорил:
— Я вас люблю, Екатерина Филипповна.
Краска счастья залила все её лицо. Нежность сквозила в нём.
— Милый Александр Николаевич! Если бы вы знали, сколько счастья даёте вы мне этими двумя словами. Вы знаете кто я, и вы мне это сказали. Ведь от сердца сказали? Да? Не балуясь?
— Да, — смущённо сказал Саблин.
— Ну вот, ну вот… И вы… мне! О! Какой восторг! Ну, слушайте. Только поймёте ли? Не подумаете ли чего худого? Я вам правду буду говорить, как на духу скажу вам. Я никогда никого не любила. Я любила жизнь, её блеск и шум, пьяные пиры, песни, наряды… Я холодная была. Без страсти… Да! Я не такая, как Владька, которая каждый день влюблена… Я любила деньги, власть… роскошь… И… слышите: никого, никогда… Меня ведь и прозвали — ну, вы-то слыхали, наверно: Катька-философ, — так меня величают. А вот вас я полюбила тогда с первого взгляда. Как за Захара Гриценкина вы вступились. Вы — человек, Александр Николаевич. Вы не только офицер и красавец. Я сначала шутя вами увлеклась и Стёпочку просила, чтобы он послал вас ко мне, а потом, там у меня, когда вы… насмеялись над моей красотой, — глухим шёпотом произнесла Китти, — я поняла, что влюблена в вас, влюблена… как кошка! Как я ждала вас! Как тосковала, безумствовала! Все думала — придёте. Вы не пришли… Злой! Я следила за вами. Узнавала, не полюбили ли кого? Не были ли у другой? Ведь вы… не знаете женщин…
Густая краска залила лицо Саблина.
— Этакий восторг! — прошептала Китти. — Но, слушайте, слушайте… Не презирайте и не оттолкните меня. Мы, пропащие женщины, мы тоже сердце имеем. Мы любим один раз и сгораем в этой любви… Вот другая из нас, в каком свете вращается — богатство, роскошь, брильянты — а никого не любит из тех, кто ей дарит. А есть у ней любовь. И любовник её не только не дарит, а понимаете, сам берёт от неё, иной раз и приколотит. А она… понимаете… любит. Я знаю, что на несчастье вас полюбила. Знаю, что бросите, бросите скоро, и ничем вас не удержу. Ну что ж! Хоть один день — да мой!