Последние дни. Павшие кони
Шрифт:
«Сколько времени прошло?», – задумался Кляйн. Звонить ему начали несколько недель назад. По меньшей мере; может, и раньше – он достаточно давно отключился от мира, чтобы сбиться со счета. Значит, Элайн должен быть мертв минимум три недели, а то и больше месяца. Кровь не могла оставаться влажной так долго, не начать гнить и не пахнуть. И где мухи?
Он вышел в коридор. Охранник стоял так же навытяжку, как когда Кляйн зашел в комнату.
– В этой комнате никого не убивали, – сказал Кляйн.
– Я
– Чья это комната?
Охранник только смотрел на него.
– Мне нужно видеть Борхерта, – сказал Кляйн. – Сейчас.
– Комната, мистер Кляйн? – переспросил Борхерт рассеянно. – О какой комнате вы говорите? – Он держал на весу между ними изуродованный палец и изучал его, смотря то на обрубок, то на Кляйна. – Замечательная работа, вы не находите, мистер Кляйн?
Кончик пальца был бледным и раздутым, темным посередине и с чем-то вроде красного воротника под порезом.
– У вас инфекция, – сказал Кляйн.
– Нонсенс, – возразил Борхерт. – Вы наблюдаете, как тело залечивает само себя.
– Так эта комната…
– Теперь я понимаю, чем может привлекать самоприжигание, мистер Кляйн. Уродливо, это правда, но вы действительно что-то нащупали. Меньше стерильности. Возвращение к натуральной религии, так сказать.
– Ничего я не нащупал, – сказал Кляйн – Я тут вообще ни при чем.
– О, еще как при чем, мистер Кляйн. Возможно, вы стали аватаром ненароком. Но тем не менее стали.
– Слушайте, – сказал Кляйн. – Мне надоело. Я уезжаю.
– Мне так жаль, мистер Кляйн, – ответил Борхерт. – Но мы это уже обсуждали. Если вы попытаетесь уехать – вас убьют. Так что там с вашей комнатой?
Кляйн покачал головой:
– В этой комнате никого не убивали.
– В какой?
– В комнате убийства.
– А, я понял, – помогая себе рукой, Борхерт, от которого осталась лишь половина, поднялся с кресла на единственную ногу и замер. Слегка накренился в сторону исчезнувших конечностей для поддержания равновесия. – Как вы можете быть так уверены, мистер Кляйн?
– Все неправильно. Разлет капель крови нестандартный, расположение тела относительно кровотечения неверно…
– Но, мистер Кляйн, «нестандартный» ведь не значит «сфальсифицированный». Возможно, это просто необычные обстоятельства.
– Возможно, – сказал Кляйн. – Но с кровью есть еще одна странность.
– С кровью?
– Она не высохла до конца.
– Но разве…
– Ее высушили искусственно. Феном, сушилкой, не знаю. Но внизу она еще сырая. Она не может принадлежать человеку, которого убили несколько недель назад.
Борхерт долго смотрел на него с задумчивым видом, а потом медленно запрыгал вокруг своей оси, чтобы вернуться в кресло.
– Ну? – сказал Кляйн.
– Ну значит, это реконструкция, – сказал Борхерт. – И что?
– И что? – спросил Кляйн. – Как я могу раскрыть преступление, глядя на его реконструкцию?
– Мистер Кляйн, в вас есть что-то от диванного философа, вы же понимаете, что всё на свете – реконструкция чего-либо еще? Реальность – отчаянное и скрытное существо.
– Меня просят раскрыть преступление или реконструкцию преступления?
– Преступление. Реконструкция, – Борхерт показал на себя целым и обрезанным пальцами, – c’est moi.
– Без настоящих улик я ни к чему не приду.
– Я в вас верю, мистер Кляйн.
– Хотя бы дайте мне поговорить с теми, кто что-то знает.
– Это каверзная просьба. Но, будучи оптимистом, я уверен, что-то можно устроить.
Качая головой, Кляйн подошел к двери. Там он повернулся и увидел, что Борхерт в кресле улыбается. И когда тот улыбнулся, Кляйн увидел, что у него удалены нижние зубы.
– Все идет неплохо, как думаете? – сказал Борхерт громко – возможно, из-за охранника. – Спасибо, дорогой друг, что зашли.
Несколько дней спустя показался Рамси с пленочным диктофоном, балансирующим на культях. Положил его на стол перед Кляйном.
– Это зачем? – спросил Кляйн.
– Это диктофон, – ответил Рамси. – Записывать речь. Его велел принести Борхерт.
– И что он от меня хочет?
– Это для допросов. Для расследования.
Кляйн кивнул. Подошел к холодильнику, налил стакан молока, медленно выпил его на глазах у Рамси, потом спросил:
– Тебе что-то еще нужно?
– Нет, – ответил Рамси. – Только это.
Кляйн кивнул:
– Ладно. А где Гус?
– Готовится к вечеринке.
– Вечеринке?
– Разве он не прислал вам приглашение?
– Нет.
Рамси нахмурился:
– Недосмотр. Он бы хотел, чтобы вы пришли. Я уверен, что он хочет. Придете?
Кляйн пожал плечами:
– Почему бы и нет?
– Значит, договорились, – сказал Рамси. – Зайду за вами в восемь.
Кляйн кивнул, равнодушно глядя на часы. До несчастного случая он носил их на правой руке, но оттуда они теперь все время грозили соскользнуть.
Рамси за столом прочистил горло.
– Ты еще тут? – спросил Кляйн.
– Мне подождать снаружи или вернуться попозже? – спросил Рамси.
– Из-за вечеринки?
– Вы не поняли, – объявил Рамси. – Я должен забрать пленку.
– Но я же еще не провел допросы.
– Для них пленка и нужна.
– Ну да, – сказал Кляйн. – Записывать допросы.
– Нет, – сказал Рамси. – Записывать вопросы.
– Записывать вопросы?
Рамси кивнул:
– Эти люди, они все десятки и выше. Вы – однушка. Вам нельзя видеть их лично.