Последние сто дней рейха

Толанд Джон

Для Гитлера он был тем, чем маршал Ней был Наполеону, и к 27 января благодаря неординарным мерам группа армий «Центр» превратилась во фронт, неустойчивый и зигзагообразный, но все-таки фронт, сдерживавший накатывавшуюся волну русских войск. Единственное, что Шернеру не удалось сделать, — это залатать опасную дыру, которую дивизии Жукова — самого страшного для немцев русского полководца — пробили между войсками Шернера и Рендулича.

Эта проблема беспокоила Гудериана больше всего, и он говорил Гитлеру, что единственная возможность остановить превосходящие по численности танковые армии Жукова, — это срочно сформировать армейское соединение, которое следовало бросить на участок между Шернером и Рендуличем. Гудериан хотел, чтобы этими войсками командовал генерал-фельдмаршал Максимилиан фон Вейхс — он был блестящим и отважным офицером. Гитлер согласился сформировать новую армейскую группу, но считал, что Вейхс уже исчерпал себя. "Я сомневаюсь, что он все еще способен выполнить такую задачу", сказал он и предложил возложить эту задачу на рейхсфюрера Генриха Гиммлера — второго по

значению человека в Германии. Гудериан вышел из себя и стал протестовать, говоря, что у Гиммлера нет военного опыта. Гитлер в ответ возразил, что рейхсфюрер великолепный организатор и администратор, одно имя которого вдохновит солдат сражаться до конца. Полный решимости предотвратить принятие "идиотских решений на неудачном Восточном фронте", Гудериан продолжал возражать так настойчиво и упрямо, что шокировал фельдмаршала Вильгельма Кейтеля, начальника ОКБ (Верховного главнокомандования вооруженных сил Германии), которого офицеры давно уже презрительно называли между собой «Лакейтель» за его неспособность отстаивать перед Гитлером свою точку зрения.

Однако Гитлер остался непреклонным, утверждая, что Гиммлер в качестве командующего резервной армией остается единственным человеком, способным сформировать огромную силу всего лишь за одну ночь. Гитлер не добавил, что Гиммлер оставался одним из немногих, кому он мог доверять полностью.

Гиммлер приступил к выполнению поставленной задачи со слепым энтузиазмом, который он демонстрировал при любом приказе фюрера, и объявил, что остановит русских на реке Висла. Группа армий получила и соответствующее название — «Висла». Гиммлер отправился на восток на специальном поезде. В восьмидесяти километрах от Берлина поезд пересек реку Одер и далее направлялся к Висле в место несколько южнее Данцига. Для того чтобы остановить Жукова, у рейхсфюрера имелось несколько штабных офицеров и одна устаревшая карта. За исключением нескольких разбросанных частей и подразделений, группа армий «Висла» существовала лишь на бумаге. По мере того как прибывали новые дивизии, Гиммлер стал поспешно организовывать линию обороны протяженностью от Вислы до Одера для защиты Померании с севера. Другими словами, он тщательно укреплял боковую дверь, оставляя широко открытыми входные ворота.

Жуков, не имевший намерений отвлекаться от намеченной цели, просто обошел линию обороны Гиммлера с фланга и продолжил стремительное продвижение на запад, встречая лишь очаговое сопротивление разрозненных групп, и 27 января его передовые части уже находились в 160 километрах от Берлина. Впереди была река Одер, последняя природная преграда, которую следовало преодолеть на пути к рейхсканцелярии.

Военнопленные из лагерей к востоку от Берлина уже эвакуировались на запад и теперь устало тащились по снегу вместе с толпами гражданских лиц. Одна группа пленных американцев уже провела в пути неделю; многие попали в плен во время "Битвы на Выступе" [5] и с тех пор потеряли в среднем по пятнадцать килограммов, переходя из лагеря в лагерь, и поэтому становились легкой добычей для возможных болезней, в первую очередь — дизентерии. Из одного лагеря неподалеку от Вислы вышло 1400 человек, а к 27 января их осталось только 950.

5

5 В американской литературе так принято называть Арденнское сражение (прим. ред.).

Сотни тысяч немецких жителей побросали свои дома в Польше и теперь уходили по тому же маршруту. Дети, старики и больные ехали в повозках, запряженных лошадьми и коровами, более выносливые шли рядом, набросив на головы мешки из-под картошки, в которых прорезали отверстия для глаз. Повозки были разных размеров: большие телеги для перевозки сена, маленькие тележки, санки — все, что могло двигаться на колесах или полозьях. Некоторые телеги были накрыты тентами, и ехавшие в них люди прижимались друг к другу, устроившись на мокром сене или накрывшись промокшими ватными одеялами, тщетно пытаясь бороться с обжигающим ветром и пургой.

Толпы беженцев медленно брели, пробиваясь через сугробы. Повозки подталкивали молодые рабы с ферм. Среди них были французы, поляки, украинцы. Им хотелось уйти от русских так же, как и их хозяевам. Более того, со многими из них так хорошо обращались, что они были полны решимости довести «свои» семьи до безопасного места. [6]

Этим беженцам посчастливилось больше, чем тем, которые пытались бежать из Восточной Пруссии. Их гауляйтер Эрих Кох заявил, что Восточная Пруссия никогда не попадет в руки русских, и запретил эвакуацию на запад; но как только войска Черняховского пересекли границу, несколько руководителей на местах бросили открытый вызов Коху и приказали населению спасаться. Люди быстро оставили свои жилища и теперь брели по пояс в снегу в плохой одежде и голодные, надеясь уйти от стремительно наступавшей Красной Армии.

6

6 Как отмечается в исследовании П. М. Поляна: "В течение 1943 года официально было зарегистрировано 14522 смертных случая среди остарбайтеров (или в среднем 1210 чел. в месяц). 1943 год, по всей видимости, можно считать наиболее спокойным в этом отношении. Среднемесячная смертность в… 1944 — 1945 гг. была предположительно выше… " (см. Полян П. М. "Жертвы двух диктатур". М.: "Ваш выбор ЦИРЗ", 1996, с. 145).

Советские войска проявляли некоторую жестокость, но это было проявлением мести за четыре года непрекращавшегося издевательства нацистов над населением оккупированных земель, высшим проявлением которого стал концентрационный лагерь Освенцим на юге Польши, освобожденный одним из подразделений маршала Конева. Внешне лагерь выглядел невинно и даже привлекательно — с ровными рядами кирпичных бараков вдоль улиц с посаженными деревьями и надписью над главными воротами: "Работа делает свободным". Рассчитанный на 200 000 заключенных, к моменту освобождения он выглядел безлюдным: в нем осталось 5000 узников и те были настолько слабы, что с трудом могли радоваться. Остальных оставшихся в живых заключенных давно отправили в другие лагеря на запад, с тем чтобы их не освободила Красная Армия. Всю неделю до прихода русских охранники-эсэсовцы сжигали склады с обувью, одеждой и волосами с целью скрыть следы массового уничтожения людей.

Еще летом 1941 года Гиммлер сказал начальнику концлагеря Освенцим Рудольфу Гессу: "Фюрер приказал решить еврейский вопрос раз и навсегда, и этот приказ поручено выполнить нам, СС". Освенцим был скрыт от людских глаз, имел отличные подъездные пути по железной и шоссейным дорогам, поэтому ему и предстояло стать крупнейшим лагерем смерти.

Гесс, как сознательный член партии, старался лично присутствовать на как можно большем количестве казней в трех больших лагерях и тридцати девяти меньших, входивших в состав комплекса Освенцим, разместившегося на территории в сорок квадратных километров. Он стремился служить примером своим подчиненным, дабы "никто не мог сказать, что он заставлял других делать то, чего сам не делал". Система уничтожения людей действовала и в других местах, четко и эффективно. Этот конвейер начинал работать с прибытия на платформу товарного поезда, забитого до отказа евреями, и до сжигания их тел. Около 2000 мужчин, женщин и детей отбирались прямо у вагонов, им говорили, что они должны посетить баню, и узники голыми входили в замаскированные под душевые комнаты газовые камеры. Тех, кто догадывался о своей участи и пытался вернуться назад, избивали дубинками и загоняли в камеры насильно.

Попытки скрыть следы массовых убийств продолжались до утра 27 января, когда были взорваны газовые камеры и пять крематориев, но даже это не уничтожило ужасных свидетельств того, что происходило в лагере смерти последние четыре года. Солдаты Красной Армии нашли тонны зубных щеток, очков, туфель, протезов и массовые захоронения сотен тысяч людей, которые не смогли уничтожить огонь и взрывчатка.

Несколько заключенных Шталага Люфт III читали листовку, призывавшую бороться с большевиками:

"Солдаты Британского Содружества!

Солдаты Соединенных Штатов Америки!

В ходе своего широкомасштабного наступления большевики пересекли границы Германии. Те, кто сидит в Московском Кремле, считают, что открыта дорога для завоевания Западного мира. Действительно, для нас это будет решающая битва. Но она будет такой же решающей и для Англии, Соединенных Штатов и для сохранения в целом западной цивилизации… Именно поэтому мы обращаемся к вам как белые люди к белым… Мы уверены, что многие из вас осознают, какие последствия может принести разрушение не только Германии, но и всей Европы и для вашей собственной страны…

Мы считаем, что наша борьба стала вашей борьбой… Мы призываем вас вступить в наши ряды и ряды десятков тысяч добровольцев из разгромленной и завоеванной Восточной Европы, перед которыми встал выбор либо подчиниться самому грубому азиатскому правлению, либо в будущем сохранить себя как нацию, руководствующуюся европейскими идеалами, многие из которых, несомненно, вы разделяете…

Пожалуйста, сообщите о вашем решении офицеру-конвоиру и вы получите все привилегии, которыми пользуются наши люди, так как рассчитываем, что вы разделите их долг. То, с чем мы столкнулись, выходит за пределы национальных границ. Мир сегодня — это борьба между Востоком и Западом. Мы просим вас подумать об этом.

Ты за культуру Запада или за варварский азиатский Восток?

Решай немедленно!"

Реакция военнопленных оказалась именно такой, какой и ожидал от них сам Гитлер. Ни один не изъявил желания стать добровольцем, а те, кто спрятал листовку, просто хотели сохранить ее как сувенир или использовать вместо туалетной бумаги.

Именно там, где находилось направление главного удара наступающих армий Г. Жукова, т. е. на берлинском направлении, следовала еще одна группа военнопленных союзников. Они вышли из лагеря Шоккен в Польше восемь дней назад и теперь подходили к деревне Вугартен, расположенной в тридцати километрах от границы с Польшей. Группа была необычной по составу: 79 американцев и 200 итальянцев, среди которых находилось 30 генералов, арестованных после капитуляции Италии. Военнопленными руководил полковник Харли Фуллер, командир полка 28-й дивизии американской армии. Когда он оказался в плену во время Арденнского сражения, один из сержантов его полка заметил: "Они еще пожалеют, что взяли Харли". Это предсказание начало сбываться с самого начала. В первый же день марша на восток он вдруг приказал сделать привал, как если бы по-прежнему командовал полком, и тут же уселся на землю, откинувшись на сугроб. Сбитые с толку конвоиры, как в свое время и начальство Фуллера, узнали, что этот пятидесятилетний техасец упрям как мул, и когда выяснилось, что угрозы на него не действуют, охрана махнула на него рукой и назначила старшим на марше. В течение недели Фуллер всячески саботировал отход колонны военнопленных на запад, так как хотел быть освобожденным русскими. В результате этого пленные и входили в Вугартен, вместо того чтобы уже переправляться через Одер.