Последний Ангел
Шрифт:
На улице уже посветлело. Двое парней в спортивных костюмах стоят у магазина и курят. Странно, на меня они практически не обращают внимания, словно не видят.
Один из них, выше и наглее, что-то замечает в ближайшем дворе и окликает своего друга. На дорогу выходят две молодые девочки лет шестнадцати. Судя по одежде, они собрались в поход или в подобное место: на них кроссовки, простые потертые джинсы и растянутые кофты, явно с чужого плеча. За плечами – небольшие рюкзаки. Обе брюнетки. Одна из них чуть повыше, пухленькая, с добрыми
Яркой вспышкой в мозгу вспыхивает предчувствие – именно эти девочки сейчас погибнут. Хочу сорваться к ним навстречу, закричать, предупредить, но не могу даже сдвинуться с места. Неведомая сила вкрутила меня в асфальт, прибила невидимыми гвоздями.
Пьяные парни внаглую пристают к этим малолеткам, испуганные девочки потихоньку отходят назад, к своему подъезду, что-то робко отвечают. Пухленькая начинает реветь и умолять не трогать. Один из парней объясняет, что для этого нужно сделать девочкам. Девушка пониже, не вынеся оскорблений, бьет здоровяка ладонью, неумело, наотмашь, но я слышу звонкую пощечину.
А я только могу бессильно рычать и сжимать челюсти до хруста.
Парень, которому досталась пощечина, резко взмахивает левой рукой, и по животу этой молодой хрупкой девочки расползается кровавое пятно. Пьяный, ничего не соображающий, он так же спокойно ударяет вторую девочку рукоятью ножа в висок.
По серой кофте и серому асфальту расползаются кровавые пятна, безобразные и неровные.
Кожей я чувствую, как нагреваются скрижали. Девушки умирают. Им нет и восемнадцати, а они уже умирают. Мне двадцать один, а я стою живой и ничего не могу с этим поделать. Ничего. В груди жжет то ли от горечи, то ли от скрижалей. Сердце проламывает ребра, крови в мозг поступает столько, что она сейчас хлынет из глаз вместо слез.
Обессилев от напора собственных эмоций, я падаю на колени. По моим щекам катятся слезы, и я невольно их стираю тыльной стороной ладони. На светлой коже остаются алые разводы. Это кровь. Я и в самом деле плачу кровью. Лучше бы я умер в тот день, когда получил от Кавена пулю.
Пьяница. 16 мая 2011 г.
Горячие капли обжигают тыльную сторону ладони, холодные пальцы ласкают саму ладонь. Удивительный контраст. Все мое существо сейчас сконцентрировано в правой руке. Влажная кожа ощущает легкую дрожь чужих тонких пальцев и мерные удары теплых капель. Крупные и горячие, они падают редко, растекаясь по моей коже. Кап, дрожь рук, всхлип, кап, всхлип, дрожь, вздох, кап….
– Вик, дорогой, – ласкает уши мягкий, нежный голосок.
Аня. Интересно, что она здесь делает? И где это – здесь. Надо бы открыть глаза. Но это кажется нереально трудным. Веки теперь словно из толстого свинца, а сил совсем нет. Пробую пошевелить пальцами. С большим трудом указательный сдвигается на пару миллиметров. Простое движение вызывает фонтан боли в мышцах и новую порцию всхлипов.
Немного поразмыслив, решаю прекратить попытки прийти в себя. Сил совсем нет. Едва пробудившееся сознание вновь угасает.
– Вик, Вик. К тебе пришли.
Резко распахиваю глаза и тут же закрываю. Яркий солнечный свет бьет в сетчатку с силой тарана. За те полсекунды, что глаза были открыты, я успел понять, что лежу на своей кровати. На краешке постели сидит Аня – именно она держала мою руку, обильно поливая слезами. В дверном проеме застыла Оленька, одетая почему-то в медицинский халат.
– Кто пришел? – едва хватает сил выдавливать слова.
– Доктор. Говорит ее из милиции прислали.
– Аня, позвольте, я осмотрю его, а вы пока приготовьте горячего кофе, ему нужно взбодриться.
Слышу, как выходит Аня, и Оленька подходит к кровати. Интересно, она сейчас улыбается или нет?
– Что за фокусы, Вик? Мы не так договаривались.
Я чувствую, как игла проходит через кожу на сгибе локтя. Легкое давление – и игла выходит. Лекарство начинает действовать мгновенно. Кажется, она вколола мне обогащенный уран. По жилам плещется пламя, мозги вот-вот закипят, а в желудке один за другим извергаются вулканы.
Огненная буря в организме утихает довольно быстро, и ей на смену приходит осенняя прохлада – бодрящая, но неприятная.
– Что случилось? Я сам не понимаю.
– Случилось то, что ты отнесся к своим обязанностям слишком чувствительно. Ты начал винить себя в смерти тех девочек, – вкрадчиво говорит Оленька, – но это не так. Не в твоей власти это изменить. Они должны были умереть, и они умерли.
– Это невозможно, Оля, он убил двоих несовершеннолетних девочек у меня на глазах.
– Да, убил. И этот человек проживет долгую и беззаботную жизнь.
– Так нельзя! Я убью его. Найду и сам накажу! Оля, как ты можешь знать это и жить спокойно, улыбаться, кататься на своей машине? Играть в ваши непонятные игры?
Чувствую, как руки бессильно сжимают простыню, а через закрытые веки просачиваются горячие слезы.
– Пройдет время, и ты поймешь.
Ее голос необычайно серьезен. Только теперь я решаюсь открыть глаза – и сразу попадаю в ловушку. Голубые сапфиры беспечной блондинки стали яркими изумрудами колдуньи.
– Из-за твоей излишней эмоциональности на тебя завели дело в милиции. Я с трудом вытащила тебя. Отдай мне камни, и я уеду.
– Вы обещали ответы.
– Сейчас вернется твоя подруга. Ты же не хочешь говорить при ней.
– Тогда и скрижали я при ней не отдам.
Глаза Оленьки не просто зеленые – они светятся зеленым. Всегда добрая и улыбающаяся, она, кажется, готова меня растерзать на куски и скормить свиньям.
– Вик, не глупи.
– Нет.
– Ты и так задержал у себя их на двое суток.
– Ничего, переживу. До вечера побудут со мной. Не страшно.
Конец ознакомительного фрагмента.