Последний бой
Шрифт:
— Что, болит голова? — участливо спросил Бушмин, думая, что он, возможно, вчера переборщил с дозой снотворного. — Сейчас дам таблетку аспирина, как рукой снимет!
— Я в порядке, милый, — сказала Федор, проглотив «кремлевскую» таблетку, которую Андрей подсунул ей вместо не слишком действенного аспирина. Запив из его рук капсулу водой, она наконец привстала на постели, из-за чего простыня, скользнув по ее нагому телу, обнажила крепкие полушария грудей. — Все было очень... очень... комильфо... просто круто! Я в душ, да?
— Умница, — сказал
— О-о-о! — удивилась Федор, остановившись вдруг посредине их «сьюта» и уставившись в окно. — А что там, Андрей? Мы вообще в какой точке пространства? Извини, что спрашиваю, но меня после вчерашнего немного колбасит.
— Бывает, — добродушно сказал Бушмин. — Это гора такая, Монблан.
— А-а-а... Ну тогда придется принять контрастный душ!
Едва Федор скрылась в ванной комнате, как в дверь их «сьюта» кто-то постучался.
— Ника? — чуточку удивился Андрей, обнаружив за дверью телохранителя в юбке. — Что-нибудь случилось?
— Шеф просит вас зайти, — сказала та, как будто Бушмин был подчиненным ее шефа. — Да, прямо сейчас!
Андрей прикрыл дверь и вошел вслед за ней в соседний «сьют», который Захаржевский нынче вынужден был делить с двумя женщинами.
— Доброе утро, Саша, — поздоровался он с подругой банкира, которая, обдав его легким запахом духов и еще чего-то вкусного и кивнув на ходу, скрылась в ванной комнате (на ней был довольно короткий и смелый халатик). — Георгий? Есть проблемы?
— Боюсь, что да.
Он взял за локоть Бушмина и увлек его за собой в другую комнату (ее, очевидно, занимала Ника. Постель здесь была прибрана, ни единой морщинки. Может, «бодигардиха» всю ночь караулила, сидя в кресле?.. или спала у дверей свернувшись в калачик, как верная собака, охраняющая сон хозяина?.. да фиг ее знает). Размерами комната была почти в два раз меньше, но здесь тоже имелся телевизор с DVD-приставкой и набором платных телеканалов, в том числе международными версиями российских телеканалов. — Ника, обождите за дверью! — сказал Захаржевский. Когда дверь за сотрудницей закрылась, он, взглянув на наручные часы, подошел к столу, взял пульт от «Сони» и, щелкнув кнопкой, включил телевизор. — Через пару минут, если я не путаю, должен быть выпуск новостей.
— Новости? — насторожился Андрей. — По ящику? Что, у нас до м а что-то стряслось?
— Нет... не думаю. — Захаржевский отрицательно качнул головой (он пробежался по телеканалам, оставив, судя по французской речи и заставке, одну из местных программ, транслируемых из Гренобля). — Так, до начала новостного выпуска еще есть немного времени. Вы садитесь в кресло, а я сяду на диван!
— Ну? — усаживаясь в уютное кресло, обнявшее его, кажется, со всех сторон, спросил Бушмин. — Вам кто-то прозвонил? Что за новости мы ждем?
— Да, звонил тот человек, о котором я вам говорил на балконе, — выкладывая на стол свой смартфон и пульт от ТВ, сказал Захаржевский (он чуть растягивал паузы между словами, как будто тщательно обдумывал каждое из них). — Тут есть такой курортный поселок, километрах в семидесяти от Гренобля. Называется Ле-дез-Альп.
— Дальше, — сказал Андрей, заранее предчувствуя недоброе.
— Сегодня ночью, где-то между двумя и тремя часами, в одном из шато, расположенном возле тамошнего отеля «Бэринжер», были застрелены неизвестными трое русских. Один из них — это уже точно известно — Борис Липкин.
— Препаршивый поворот, — процедил Бушмин. — Остальные двое?
— Предположительно — его охранники. Одного из них нашли в одном помещении с Липкиным, другого, как мне сообщили, застрелили в машине возле этого злополучного шато.
— Все?
— Нет, не все. Полиция обнаружила там вскрытый и пустой сейф. Версий пока две: разборки русской мафии и вооруженный грабеж. Полиция закрыла курорт, вернее, проезд туда затруднен. Ведется следствие, ищут свидетелей и возможных очевидцев событий.
— Нам там теперь точно делать нечего.
— Минус один, — пробормотал банкир, затем, взглянув на экран, где появилась заставка новостей, уже громче сказал: — Послушаем, может, какие подробности сообщат?
В местных новостях действительно уделили много внимания — новость эта стала темой дня — происшествию в курортном поселке Ле-дез-Альп. Были показаны и кадры с места событий, заснятые местным телеоператором: шато, где произошло тройное убийство, джип с пробитым пулями лобовым стеклом (труп из машины, очевидно, извлекли до прибытия репортеров). Несколько полицейских машин, одна из которых попеременно пульсировала то красным, то синим... Самих сотрудников местной полиции — «ажанов»... Две кареты «Скорой помощи»... Носилки с колесиками, на которых лежит прикрытый прорезиненной накидкой труп...
Захаржевский переводил с французского, когда было что переводить. Старший из «ажанов» подтвердил, что все трое убитых — русские, но фамилии пострадавших так и не прозвучали.
Все это, конечно, не прибавило энтузиазма «кремлевским эмиссарам».
Но в репортаже с места событий имелся один прелюбопытный момент, на который они сразу же — оба — обратили пристальное внимание.
Оператор, которого запустили для съемок о внутрь шато, снял от порога ту комнату, в которой были убиты двое, предположительно, нефтяник Борис Липкин и его телохран.
Так вот.
На стене обнаружилась надпись, сделанная не то красной краской, не то — в это трудно поверить — человеческой кровью:
ДЕЛИТЬСЯ НАДО!
Причем в первом слове "Е" была стилизована под значок, официально принятый для обозначения европейской валюты — евро, а русская буква "С" была заменена на символ американского доллара...
— Ну и что теперь, господин Захаржевский? — угрюмо поинтересовался Бушмин. — Будем считать, что наша миссия завершена? Или есть какие-то идеи?