Последний день
Шрифт:
– Конечно. Это просто. Нужно всего лишь уметь считать, – улыбнулась Таня.
В газете очень кстати оказался японский кроссворд: Матвей отыскал его в два счета и протянул ей ручку. Таня стала весело объяснять, откуда чего считать, а Панин вместо того, чтобы слушать и запоминать, смотрел на нее и не мог глаз оторвать. Только мычал иногда, давая понять, что слушает. Таня взглянула на него вдруг удивленно – видимо, он что-то лишнего промычал – и замолчала, покраснев и смущенно улыбаясь.
– Ты не слушаешь, – заметила она.
– Слушаю, продолжай, – спохватился Матвей. – Вот отсюда ведь надо считать, так?
– Ты не слушаешь, – покачала головой Таня.
В этот момент в дверях показался Олег. Матвей и Таня оба посмотрели на него.
– Кроссворды его учу решать, – объяснила Таня, ни секунды не задумываясь. – Присоединяйся.
В присутствии Олега Матвей сумел взять себя в руки. Они даже весело проговорили еще минут десять-пятнадцать, пока Таня не поднялась к себе в кабинет за бумагами, которые забыла взять.
Олег так ничего и не сказал Панину об этом случае. Но Матвей и сам уже решил себя тормозить как только может.
После этого целую неделю он пытался отвлечься похождениями на любовном фронте. В частности, усиленным соблазнением заразы Ани. К пятнице та уже смотрела ласково, напрашивалась попить вместе пивка и даже один раз, думая, что Матвей ее сейчас поцелует, сложила губки в бантик. Все было бы хорошо, если бы не почти ежедневные встречи с Таней. Панин старался с ней наедине не оставаться, поэтому приходилось ходить хвостом за Олегом на случай, если они встретятся. Разговоры втроем ни к чему не обязывали, проходили очень весело и познавательно для всех троих. А потом Матвей всегда уходил, оставляя Таню с Олегом и надеясь, что у них что-нибудь получится. Олег каждый раз возвращался задумчивый. На вопросы Панина отвечал, что все по-прежнему в рамках дружбы.
И все-таки Матвею казалось странным, что у Тани никого нет. С такой-то внешностью, обеспеченная, умная, нежная, мужчины просто тают (чего уж говорить, если Матвей сам чуть разум не потерял). Но у нее никого не было – такое Матвей вычислял со стопроцентной точностью. И этого он никак не мог понять. С Олегом они иногда разговаривали о Татьяне. Матвей больше слушал, что рассказывает Олег, а говорил тот много. Кое-что рассказывала сама Татьяна, кое-что Олег узнал сам. Росшее день ото дня уважение к девушке скоро сменилось у Матвея потребностью в дружбе. Таких девушек Панин встречал редко. А если быть точным – никогда. Были похожие. Та же Настюха, например. К Настюхе Матвей за последний год вообще очень привязался. Но Таня – это было совсем другое дело. Она действительно была как солнце. Когда она появлялась на горизонте, у Панина автоматически появлялась улыбка и повышалось настроение. Он уже не мог это контролировать. А когда Таня уходила, настроение резко падало, и Панин начинал придираться к документам посетителей.
После работы Матвей либо шел к Настюхе, хотя душа не лежала к надоевшим уже посиделкам в обществе ее подруг, либо находил Серегу Рюхина. Иногда он брал у отца машину и носился по городу, заезжал пару раз к Лехе Артемову. Тот уже год как учился в политехе, собирался жениться летом и вообще раздобрел на домашних харчах. Каждый раз они садились вдвоем за бутылочкой хорошей водки и говорили о войне. Как вели бой четыре часа, и Батя тогда еще напророчил им, что теперь они доживут до ста лет. Как при раздаче обмундирования Матвею досталось все снаряжение под номером тринадцать. Вспоминали про снайпершу Настасью. И каждый раз приходили к выводу, что на гражданке жизнь не та. Ненастоящая какая-то. И что люди здесь не могут понять их, потому что они не видели того, что бывает в настоящей жизни, на войне. Потом, еле-еле стоя на ногах, они катались по городу уже вдвоем, выжимая все сто двадцать и избегая постов ГАИ, так как прав у Матвея все еще не было.
Радовала и победа над Аней. В один из вечеров Матвей предложил ей подвезти ее домой. По дороге она стала крутить его на пиво и ресторан. Но на такую стерву Панин тратиться не собирался. Вытащил ее из машины под предлогом поцеловаться, обнял, она тут же разомлела – того гляди сама раздеваться начнет. Матвей улыбнулся и ласково послал ее подальше, затем сел в машину, провожаемый ее проклятьями, и уехал. Мог бы, конечно, довести начатое до конца и воспользоваться: спор-то был уложить ее в постель. Но некстати вспомнилась Татьяна. И Панин решил от спора отказаться, сам не понимая почему, ведь до полной победы оставалось совсем ничего.
Анька с тех пор, едва завидев Панина, начинала рычать недовольно и хамила в открытую. А Матвей делал невинные глаза и растерянную улыбку: мол, за что такая немилость?
Таня уже успела понаблюдать эту картину, пока они разговаривали. Как всегда улыбнулась и ничего не сказала. А Олег неожиданно повернулся и ушел, сказав, что надо что-то там проверить. Таня удивилась, и это не ускользнуло от Панина. Поэтому перед уходом домой он спросил друга, что случилось на самом деле. Олег усмехнулся:
– Разве ты сам не видишь? Ты ей нравишься.
Это было для Матвея открытием. Радостным открытием, надо сказать. За наблюдением прочих людей он как-то упустил из виду изменения, произошедшие с девушкой. Но все же по отношению к Олегу это было нехорошо, и Панин решил притормозить еще раз. В разговорах вдвоем с Таней он пытался напомнить как бы между делом, что есть еще и Олег. Напоминал больше себе, чем ей. И стал опасаться, как бы их дружба с Таней не переросла в нечто большее. Напоминания эти успехом не увенчались. Панин видел, что ей не очень приятно постоянное упоминание об Олеге, при этом у нее появлялось отсутствующее выражение, хотя из вежливости она поддерживала разговор. Когда появлялся Олег и вступал в разговор, у Тани появлялись какие-то срочные дела и она уходила. Либо она старалась держаться от него подальше. Но Олег не мог просто так смириться с потерей внимания к нему. Он без конца расспрашивал ее о всяких юридических тонкостях. Матвей тогда начинал чувствовать себя лишним. Но уйти он тоже не мог, чувствуя, что Таня тяготится обществом Олега. Поэтому перебивал и заводил разговор на другую тему, в шутку намекая Олегу, что между ним и Таней пробежала искра. Таня эту шутку понимала, смеялась. Олегу ничего не оставалось, как сделать то же самое. Но самому Матвею было далеко не до смеха. Понимая, что попал по самое некуда, он пытался искать в Тане хоть какие-то недостатки, чтобы иметь возможность отгородиться от росшего к ней влечения. Да и с Олегом ссориться не хотелось. Баланс мира был хрупок как никогда.
Понемногу узнавая Татьяну, Матвей стал понимать и причину ее одиночества. Ее обходили стороной, потому что были уверены, что у нее кто-то есть. Он убедился в этом, разговаривая с мужской половиной сотрудников фирмы. Кроме того, никому не хотелось попасть в немилость к шефу, который, кажется, тоже к девушке дышал неровно, хотя никаких поводов к тому она не давала. Окунувшись в хитроумную паутину сплетен и интриг в поисках информации, Панин еле вынырнул обратно и решил оставаться от всего этого потока дерьма в стороне. Что же касается Тани, то, поразмышляв немного, Матвей решил, что завелся он из-за нее, чтобы добиться того, чего не смогли другие. И что, повстречавшись с ней пару раз, он успокоится и сможет ровно дышать в ее присутствии. А Таня – человек умный и взрослый, и если ей все нормально объяснить, она поймет и не обидится. Поэтому, преодолев неловкость перед Олегом, Матвей начал действовать.
Первым шагом его стала добыча телефона Тани. В разговоре, с шутками и смехом, он попросил номер и получил его. Записал на каком-то обрывке газеты и сунул в карман. Вечером, избавившись от Настюхи, Панин сел звонить, но номера, к своему удивлению, в своем кармане не нашел. Перерыв все, он вспомнил, что Олег видел эту бумажку с номером и наверняка ее стащил, улучшив минутку. Это можно было понять. Но не пойман – не вор. Пришлось снова закидывать удочку при встрече с Таней. Она посмеялась его рассказу и снова продиктовала номер.