Последний день
Шрифт:
"Публика другая,-- с горечью раздумывал Михайла Семеныч и тяжело вздыхал.-- Подавай новыя декорации, роскошные костюмы, вообще, обстановку -- вот что требуется, а не искусство. Новые-то антрепренеры так и делают, а мне где взять. Потом это проклятая оперетка..."
Обстановочная роскошь, которой щеголяли новые антрепренеры, покупалась слишком тяжелой ценой и шла вразрез со всем укладом семейной труппы. Новый антрепренер прежде всего требует от своих артистов костюмов, особенно от артисток: где хочешь бери, а одевайся отлично. Отсюда и явились те нечистыя средства, которых Михайла Семеныч не мог допустить у себя.
По ночам Михайла Семеныч плохо спал и все думал, думал и думал. Однажды он даже привскочил на кровати, озаренный счастливой мыслью.
– - Вот это будет дело!-- бормотал он.-- Нет, я "вас" дойму... Вы меня будете знать!..
Увлекшись, Михайла Семепыч даже погрозил в темноте какому-то невидимому врагу своим антрепренерским кулаком.
Ровно через месяц все фонарные столбы в Заболотье были оклеены аршинными афишами, гласившими, что в непродолжительном времени прибудет на гастроли "знаменитый артист Императорских театров Николай ?ео?анович Чередов", который, совместно с труппою Закатальскаго, будет иметь честь дать несколько спектаклей'.
– - Теперь посмотрим, чья возьмет!-- повторял Михайла Семеныч, потирая руки от удовольствия.-- Да-с... Он и в Петербурге и в Москве фурор производил. Конечно, до Шумскаго, Садовскаго или Щепкина ему далеко, а все-таки одно имя уже -- капитал. Посмотрим,
Маленький провинциальный антрепренер задыхался от волнения в ожидании знаменитости. Он с дьявольской ловкостью подхватил этот лакомый кусок и затащил-таки в свою берлогу. Знаменитость поломалась, покапризничала, но наконец снисходительно уступила воплям и отчаянным мольбам погибавшаго захолустнаго антрепренера. Никто не знал, сколько самой гнусной лести и унизительных похвал расточил Михаила Семеныч, чтобы убить краснаго зверя. У него была свои расчеты, и он вперед торжествовал.
– - Папа, мы вас снесем в театр на руках,-- говорил Михаила Семеныч параличному старику,-- вот сами увидите, что будет... Чередов -- это силища. Он даст у нас десять спектаклей... Считайте полный сбор: шесть тысяч! Ох-хо-хо... И публика заплатит. Положим, и наши сборы не дурны, но все-таки до приставных стульев еще не доходило, а теперь уже вперед все ложи разобраны и половина кресл.
Вся труппа волновалась не меньше антрепренера: предстояло в первый раз играть с настоящей знаменитостью. Особенно безпокоились театральныя дамы и отчаянно зубрили роли.
II.
Наступил и знаменательный день приезда Чередова. Все актеры отправились на вокзал. Он телеграфировал, что приедет с вечерним поездом и прямо с вокзала отправится в театр: время знаменитых людей драгоценно. Михайла Семеныч с побледневшим лицом ходил по платформе вокзала, когда издали раздался свисток,-- поезд выползал, как чудовищная железная змея, из небольшого сосноваго леса, в котором прятались дачи богатых Заболотских обывателей. Ближе, ближе, и -- железная змея тяжело вползла под навес. Михайла Семеныч без шапки бросился к вагону перваго класса, где в отдельном купэ мелькнуло знакомое ему по фотографиям актерское лицо.
– - Николай ?ео?аныч...-- шептал аптрепренер, бросаясь к ступенькам вагона, когда показалась тщедушная фигурка знаменитости.
Это был маленький человек, сгорбленный и сухой, точно жокей, только-что снятый с лошади. Некрасивое, утомленное лицо глядело тусклыми, большими глазами, которые слезливо прятались в целой сети морщин. Одет он был небрежно и спустился со ступенек разбитой, больной походкой, тяжело опираясь на камышевую палку.
– - Вы меня задушите, голубчик...-- проговорил он, вырываясь из обятий обезумевшаго от радости антрепренера.
– - Вы мой спаситель, Николай ?ео?анович!..
Знаменитость посмотрела прищуренными глазами на неистовствовавшаго антрепренера и снисходительно улыбнулась. О, сколько раз "он" слышал именно эту фразу от разных чудаков, совавшихся головой прямо в огонь... Но "ему" тяжелы были даже похвалы. Нужно ехать в театр. Время дорого.
Театр, конечно, был полон. Потребовались приставные стулья. В актерской ложе сидел и старик Мухояров, принесенный в театр в своем кресле. Он с торжеством оглядывал глухо шумевшую в партере публику и несколько раз повторил:
– - Михаила Семеныч -- умный человек... да.
Бедная Любенька страшно волновалась в своей бедной уборной: ей приходилось играть с "ним" главную роль. По шуму шагов девушка догадалась, что он уже в театре, в нескольких шагах от нея, где помещались мужския уборныя. Поликсена Ивановна и Капочка ползали кругом примадонны, как две собаки, прикалывая, пришпиливая, примеривая и снова прикалывая. Конечно, Любенька надела свое лучшее платье, но ведь весь ея наряд -- жалкия тряпки сравнительно с костюмами настоящих столичных примадонн.
– - Готово все?-- спрашивал змеиным сипом Михаила Семеныч, заменявший сегодня режиссера.
– - Любенька, а ты смелее,-- советовала мать Капочки с своим обычным водевильным легкомыслием.-- "Он" такой же человек, как и мы, грешныя. Только и разницы, что "имя", да денег много получает...
Поликсена Ивановна ничего не говорила: она думала о своей Агнесе, которая отлично могла бы провести роль. Где-то она теперь, бедняжка? Всепрощающее материнское сердце было преисполнено святой тоски. Разве может играть Любенька?. Вон и Шлях-Боярский надулся, как индейский петух. Конечно, чужой человек, какое ему дело до труппы.
Шла "Свадьба Кречинскаго". Знаменитость выступила в роли Расплюева, как все знаменитости. Михаила Семеныч сто раз подбегал к своему дырявому занавесу, смотрел в дырочку и не узнавал своего ожившаго театра, еще вчера представлявшаго "торричеллиеву пустоту". Да, театр был битком набит, и Михайла Семеныч чувствовал себя настоящим антрепренером, точно переродился. Вон и папа сидит в своей ложе,-- бедный старик давно не видал такого праздника.
Нужно ли говорить, что "знаменитость" имела успех в каком-то Заболотье, когда он уже был обезпечен и в Петербурге и в Москве... Конечно, Расплюев был великолепен, и публика неистовствовала, счастливая неподдельным, настоящим искусством. Вызовам не было конца, и бодрившаяся на сцене знаменитость едва успевала переводить дух.