Последний единорог (сборник)
Шрифт:
Второй стражник шагнул вперед, прижимая шлем к груди, Молли Отрава раскрыла от удивления рот, увидев его лицо. Это было дружелюбное помятое лицо того самого принца, который читал журнал, пока его принцесса пыталась вызывать единорога. Король Хаггард сказал: – Это Лир.
– Приветствую вас, – поклонился Принц Лир. – Рад вас видеть.
Его улыбка, словно веселый щенок, виляла хвостиком у их ног, но глаза его – глубокая тенистая синева за короткими хлыстами ресниц – были устремлены в глаза Леди Амальтеи. Молчаливая, как драгоценный камень, она тоже смотрела на него, понимая его ничуть не лучше, чем люди единорогов. Но принц чувствовал странную счастливую уверенность в том, что он видит его целиком и насквозь; всюду, вплоть
Шмендрик Маг прочистил глотку и поклонился старику с бледными глазами.
– Мы хотим поступить к вам на службу. Воистину далеко и во всех краях сказочный двор Короля Хаггарда…
– Я не нуждаюсь в слугах. – Король отвернулся, лицо и фигура его выражали безразличие.
Но все же Шмендрик чувствовал, что любопытство шевелится под камнецветной кожей, под корнями волос. Он осторожно произнес:
– Но у вас, несомненно, есть некоторая свита, приближенные. Простота – богатейшее украшение короля, но такой король, как Хаггард…
– Я теряю интерес к тебе, – вновь прервал его шелестящий голос, – а это очень опасно. Через минуту я позабуду тебя совсем и потом не смогу вспомнить, что, собственно, я с тобой сделал. То, что я забываю, не только перестает существовать, но даже становится никогда по настоящему не бывшим. – Как только он сказал это, его глаза, как и глаза его сына, обратились к взору Леди Амальтеи. – Мой двор, раз ты употребляешь это слово, состоит из четырех воинов. И я обошелся бы и без них, если бы это было возможно, поскольку они, как и все остальное, обходятся дороже, чем стоят. Но они по очереди служат часовыми и поварами и на расстоянии создают впечатление армии. Какие еще помощники могут мне понадобиться?
– Но удовольствия придворной жизни, – воскликнул волшебник, – музыка, беседы, женщины, фонтаны, охота, маски, грандиозные пиры…
– Для меня они – ничто, – отрезал Король Хаггард. – Я испытал все эти удовольствия, и они не сделали меня счастливее. Зачем мне то, что не приносит счастья?
Леди Амальтея спокойно прошла мимо него к окну и вперила взгляд в ночное море.
Шмендрик вновь попытался поймать ветер в паруса и объявил:
– Как я вас понимаю! Какими утомительными, пошлыми, гнилыми и расточительными кажутся вам все удовольствия мира! Вам наскучило блаженство, вы пресыщены чувствами, утомлены бесплодными радостями. Это болезнь королей, и поэтому никто так не нуждается в услугах волшебника, как король. Ведь только для волшебника мир вечно течет, оставаясь бесконечно пластичным и вечно новым. Только ему известна тайна перемен, только он воистину знает, что все вокруг так и рвется стать чем-нибудь другим, и из этого общего стремления он черпает свою силу. Для волшебника март – это май, снег – трава, а трава – бела, то – это и что вам угодно. Наймите сегодня волшебника! – Он закончил свою речь, упав на колени и протянув обе руки к Королю Хаггарду. Тот нервно отступил в сторону, бормоча: – Вставай, вставай, у меня от тебя голова болит. К тому же у меня уже есть придворный волшебник.
С покрасневшим и опустевшим лицом Шмендрик поднялся на ноги: – Вы мне не сказали. Как его имя? – Его зовут Мабрак, – ответил Король Хаггард. – Я не часто говорю о нем. Даже мои воины не знают, что он живет в замке. Мабрак таков, каким по твоим словам должен быть волшебник, и еще более того, ведь тебе, я не сомневаюсь, и не снилось, каким должен быть волшебник. В своей среде он известен как чародей чародеев. И я не вижу причины заменять его безымянным шутом и бродягой…
– А я вижу, – в отчаянии прервал его Шмендрик. – Я вижу одну причину, которую вы назвали минуту назад. Этот великолепный Мабрак не делает вас счастливым.
На жестокое
– А ведь и верно, – пробормотал Король Хаггард. – Волшебство Мабрака давно не волнует меня. Хотел бы я знать, с каких пор? – Он резко хлопнул в ладони и крикнул: – Мабрак! Мабрак! Явись, Мабрак!
– Я здесь, – отозвался глубокий голос из дальнего угла комнаты. Там стоял старик в темном, усеянном звездами плаще и остроконечной сверкающей искрами шапке, и никто не мог бы поручиться, что он не был там, когда пятеро вошли в тронный зал.
Его борода и брови были белы, лицо выглядело мягким и мудрым, но глаза были тверды как лед. – Что угодно вашему величеству?
– Мабрак, – сказал Король Хаггард, – этот джентльмен принадлежит к вашему братству. Его зовут Шмендрик.
Льдистые глаза старого волшебника слегка расширились, и он посмотрел на оборванца.
– Ну, в самом деле! – воскликнул он с видимым удовольствием. – Шмендрик, мой милый мальчик, как приятно тебя видеть! Ты не помнишь меня, а ведь я был близким другом твоего учителя, старого доброго Никоса. Он так надеялся на тебя, бедняга. Ну, вот это сюрприз! И ты все еще не оставил наше ремесло? Ну да, ты очень упорный человек! Я всегда говорил – труд составляет девять десятых любого искусства; конечно, быть артистом – на девять десятых не утешение. Но что же привело тебя сюда?
– Он явился, чтобы занять твое место, – сказал Хаггард равнодушно и решительно. – Теперь он – мой придворный волшебник.
Шмендрик вздрогнул от изумления, и это не укрылось от взгляда старого волшебника, хотя его самого решение Короля, казалось, не удивило. Одно мгновение он явно решал, стоит ли разгневаться, но предпочел искренне удивиться.
– Конечно, как угодно вашему величеству, – замурлыкал он. – Однако, быть может, ваше величество заинтересуется некоторыми моментами из жизни своего нового волшебника. Я думаю, милый Шмендрик не будет возражать, если я упомяну, что для нас, профессионалов, он нечто вроде ходячего анекдота. В самом деле, среди адептов его лучше всего знают под кличкой «Прихоть Никоса». Его очаровательная полная неспособность справиться с простейшей руной, его творческая манера обращения с простейшими теургическими рифмами, не говоря…
Король Хаггард слегка шевельнул рукой, и Мабрак сразу замолк. Лир хихикнул. Король сказал:
– Меня не надо убеждать в том, что он никуда не годный волшебник. Чтобы увидеть это, мне достаточно одного взгляда, так же как и для того, чтобы понять, что ты один из величайших волшебников на свете.
Мабрак надулся, погладил свою великолепную бороду и нахмурил высокое чело.
– Но это для меня тоже ничего не значит, – продолжал Король Хаггард. – В прошлом ты выполнял любые чудеса, какие бы я ни потребовал, и это привело лишь к тому, что у меня пропал к ним вкус. Тебе все по плечу, но удивление быстро проходит. Вероятно, великая сила не может дать того, что мне нужно. Волшебник-мастер не сделал меня счастливым. Теперь я посмотрю, что может недоучка. Ты свободен, Мабрак, – и кивком головы он отпустил старого волшебника.
Вся видимая приветливость исчезла с лица Мабрака, как искра в снегу. Лицо его стало таким же ледяным, как глаза.
– Так легко от меня не избавиться, – проговорил он особенно мягко, – тем более по прихоти, пусть даже это прихоть короля, и для того, чтобы освободить место для дурака. Берегись, Хаггард! Мой гнев страшен.
В темной палате поднялся ветер. Казалось, он дул отовсюду: из окна, из полуоткрытой двери, но настоящим его источником была сгорбленная фигура волшебника. Холодный, сырой и зловонный ветер с болота кружил по комнате, словно злорадное животное, только что обнаружившее, как хрупки люди. Молли Отрава прижалась к Шмендрику, которому было явно не по себе. Принц Лир то выдвигал, то снова отправлял меч обратно в ножны.