Последний фуршет
Шрифт:
— Ксана сказала, что вы здесь, и я решила поздороваться.
— Очень рада, да... — лепетала Лиза.
— Не стану вас беспокоить, Лиза. Хочу пригласить вас к нам с мужем... днем... на чай, — сказала она. — Наша комната в правом секторе, там, где двойные лоджии. Ксана нас так замечательно устроила.
— Спасибо, Надежда Сергеевна. Я приду.
Женщина выскользнула из комнаты, а Лиза тупо смотрела на дверь. Коричневую, с золотой ручкой. Потом перевела взгляд на шкаф. Он был добротный, из настоящего дерева. Стол на витых ножках. Ничего временного,
Лиза огляделась снова. Окинула взглядом столик, на котором стояли орхидеи. Точно такие, как у нее, надо же. Но как они могли переехать сюда? Какие глупости, это венерин башмачок, самый распространенный сорт. Но они здесь как раз к месту, потому что орхидеи хочется выращивать тогда, когда нехорошо внутри, чтобы окружить себя тем, что может радовать.
Она посмотрела в окно. Занавеска рдела на солнце. Лиза вскочила с кровати и отодвинула ее. Лучи ударили в глаза. Внезапно из какого-то перевода пришла в голову фраза: «Встань лицом к солнцу и, не щурясь, смотри на него. Его сила вольет в тебя силу».
Лиза смотрела, пытаясь не щуриться. Но ничего не выходило. Видимо, у нее слишком мало собственной силы. Поэтому солнце стремилось отдать ей свою слишком щедро, до боли. Она отвернулась.
В ночной рубашке из тонкого хлопка с вышивкой по вороту («Какая красивая!» — отметила Лиза), она села за стол и взялась за сумку. Так о чем она думала, когда на ее дурацкое «да» вошла Надежда Сергеевна? Она хотела провести ревизию. Лиза вытряхнула на стол все, что лежало в обеих сумках. Вывернула их и теперь смотрела на разные вещи, как пират на добытые сокровища.
«Бумажник, вот кто откроет мне тайну нынешнего бытия», — насмешливо подумала она.
Наличные...
— Гм... — не удержалась Лиза. — Негусто.
Карточка. На ней должно быть кое-что более существенное. В последнее время она туда клала деньги. По крайней мере, те зеленые, которые дал Андрей Борисович, попали туда. Лиза почему-то не решилась их потратить.
Вытащила из множества щелей бумажника абсолютно все. Фотография. Надо же, она и не знала, что носит ее с собой столько времени.
Господи, какая она была хорошенькая! Лиза смотрела на себя и не могла насмотреться. Да-а, а тогда она даже не думала, что так хороша. Этот внутренний свет — как поймал его обыкновенный фотограф с казенным фотоаппаратом? Свет той жизни, которой она жила. А ведь прошло всего четыре года. Она уже была замужем, работала в галерее Павла. А кажется, — Лиза положила рядом свою последнюю карточку, — нет ничего общего с этой. Никакого намека на свет, деревянно сложенные губы...
Она вспомнила, кто ее снимал тогда. Какой-то парень. Еще попросил облизать губы, Лиза их тогда не красила, они были достаточно яркие сами по себе. Это сейчас она надеется с помощью помады вернуть лицу ту живость, которой больше нет.
Наивная, устыдила она себя. Живость не в губах, а в глазах...
А это... Ох, пистолет... Хорошенькое дело. Это оружие Славика, он купил его и заставил возить в машине. Но разрешение осталось у мужа. Значит, если бы ее остановил гаишник?.. Тот, на которого она едва не налетела в темноте, выскочив на заправке из машины? Слава богу, он ел мороженое и чесал себе бедро резиновой дубинкой, иначе Лиза схлопотала бы кучу неприятностей.
Паспорт. Удачно, что он при ней.
А это... Она достала со дна сумочки букетик, поднесла к носу. Теперь от него исходил запах увядания и сырости. Лиза поморщилась и бросила цветы в корзинку для мусора.
Она почувствовала слабость, как будто тоже увядала вместе с ними. Залезла под одеяло и закрыла глаза.
Но сон не шел. Лиза вспоминала, как ночью рассекала город на большой скорости. Ей было все равно, остановит ее гаишник или нет. Ей надо было скорее добраться до хосписа Ксении Петровны. Чтобы здесь почувствовать, что нашла пристанище.
— Черт побери! Наконец-то! — простонала она. Разве на своем камчатском старте она думала о таком финише, к которому пришла? Она, Лиза Соломина, лихой кесаренок, стала той, кто может гордиться лишь тем, что замечательно моет полы или подает кофе своему мужу?
Лиза засмеялась. Она хотела, приученная к этому с самого начала своей жизни, чтобы ее замечали. И ее должны замечать, а не только того, с кем она рядом.
15
— Конечно, Ксения Петровна. Все живы, здоровы и сегодня, — сторож отвечал с достоинством, кланяясь хозяйке, как он ее называл, которая выглядывала в окно «девятки» бордового цвета. Его седую бороду подбивал ветер, она вздымалась вверх, напоминая совковую лопату, полную снега.
— Никаноровы у себя или гуляют? — спросила Ксения Петровна, зная, что этому человеку известно все, что происходит в «Доме друзей».
— Надежда Сергеевна в беседке. А сам — в доме, — доложил сторож. — Должно быть, читает.
Надежда и Иван Никаноровы переехали в хоспис прошлой осенью. Они занимали большую комнату с балконом на втором этаже кирпичного дома.
Ксения Петровна придавила педаль газа и устремилась по гравийной дорожке, обсаженной кустами барбариса.
Сегодня она хотела поговорить с Надеждой. Чем больше она думала о Лизе и о том, что проделали много лет назад они, три подруги, Ксана, Надя и Ира, тем яснее становилось: нужно поступить так, как она решила.
Ксения Петровна поставила машину перед входом в дом, а сама направилась к «девичьей» беседке. Это любимое место Надежды, увитое девичьим виноградом.
— Я видела ее, Ксана, — сказала Надежда, повернувшись к подруге, как только та вошла. — Господи, как хороша.
— Да, — кивнула Ксения Петровна. — На редкость.
— А она знает? — Надежда смотрела на Ксению, в ее глазах сквозило беспокойство. — Лиза знает?
— Нет. Она не знает.
— Ты не хочешь ей сказать?
— Нет. То, что сделано, сделано не ради нее.