Последний характерник
Шрифт:
Спустя минуту один стражник спросил другого:
— Кого это мы пропустили?
— Ты что самого коронного гетмана не узнал? — с удивлением спросил его товарищ.
— И в самом деле, что это со мной? — растерянно сказал первый стражник. — Задремал, что ли на ходу?
Тем временем, казак, спрыгнув с коня и ни мало больше о нем не заботясь, поднялся по ступенькам резиденции Потоцкого и проследовал прямо к кабинету коронного гетмана, в приемной которого сидел за столом молодой хорунжий, его секретарь. Увидев непонятно откуда появившегося
Великому коронному гетману Николаю Потоцкому в то время исполнилось пятьдесят пять лет. За два года, проведенных в татарском плену, он заметно постарел, располнел, лицо его и раньше одутловатое, расплылось еще больше. В молодости он, несмотря на не очень высокий рост, отличался крепким телосложением и незаурядной физической силой, за что получил прозвище Медвежья Лапа. Выходец из знатного шляхетского рода, породнившегося с Фирлеями, а позднее с Казановскими, он сделал великолепную карьеру на военной службе, пройдя за двадцать лет путь от простого хорунжего до командующего всеми вооруженными силами Республики.
Сейчас Потоцкий сидел в роскошном кожаном кресле за столом, на котором была разложена карта, а два командира его хоругвей стояли рядом, склонившись над ней в почтительной позе.
Услышав звук открывшейся двери, Потоцкий с недовольным видом повернул голову в ее сторону и, увидев вошедшего казака, на несколько секунд словно утратил дар речи.
— Десять тысяч дьяблов, — наконец визгливо выкрикнул он, приходя в себя. — Я же приказал никого не пускать. Вы, что там все с ума посходили?
— Прошу великодушно простить меня за это вторжение, — с едва скрытой насмешкой произнес казак, сделав несколько шагов по направлению к столу, — но я посол ясновельможного гетмана Хмельницкого к твоей милости.
С этими словами он слегка склонил голову в знак приветствия.
— Посол? От Хмельницкого? — немного растеряно переспросил гетман. — А как пана пропустили в мой кабинет? Почему мне не доложили о прибытии посла?
Посол пожал плечами:
— То мне неведомо, твоя милость. Эти вопросы не ко мне.
— Ладно, это все обождет. Итак, кто ты и зачем тебя прислал Хмельницкий ко мне?
В ожидании ответа, Потоцкий откинулся на спинку кресла, подкрутив рукой обвислый ус.
— Я…, — с едва заметной паузой ответил посол, — полковник Кравченко. Ясновельможный гетман желает знать, по какому праву ты с коронным войском вторгся на территорию Войска Запорожского, захватил Гусятин, отрезал уши и носы у наших людей, а вдобавок и ослепил их. Кто дал право тебе, пан гетман, нарушать условия Зборовского мира.
— Я не обязан отчитываться в своих действиях и поступках перед Хмельницким, — багровея лицом ответил Потоцкий, — но раз он хочет это знать, то эти ваши люди — подлые бунтовщики, которые сами нарушили условия мира. И они понесли заслуженное
— Если они действительно виновны, — в голосе казака прозвучал металл, — то им судья не ты, а гетман Хмельницкий. Тебе же путь в казацкие территории заказан, здесь мы сами хозяева и судьи. А твое дело, пан гетман, охранять земли Речи Посполитой от иноземного вторжения, а не бесчинствовать в своей обычной манере против мирного населения.
— Пся крев! Да, ты! Да я! Да я тебя на палю сейчас прикажу посадить, — взвизгнул пунцовый от гнева гетман, приподнимаясь в кресле. — Ишь, учить меня вздумал, лайдак! Шкуру прикажу с тебя спустить и отправлю в подарок вашему хлопскому самозванцу, если ему моего прежнего гостинца мало.
— А не коротки ли у тебя руки, твоя милость? — с нескрываемым сарказмом спросил посол и, заметив, что оба шляхтича положили руки на эфесы сабель, бросил быстрый взгляд в их сторону и сделал неуловимый глазу пасс рукой. Оба шляхтича в то же мгновение застыли, будто изваяния.
Потоцкий не заметив этого, поднялся в кресле, но тут же рухнул в него обратно, как тюфяк, инстинктивно прикрыв лицо руками: перед ним, положив передние лапы с длинными когтями на стол, стоял громадный волк. Глаза его горели дьявольским огнем, жаркое дыхание из открытой пасти, казалось, опалило лицо гетмана. Потоцкий не был человеком робкого десятка, но в этот момент даже он побледнел от страха и инстинктивно закрыл глаза. Когда он их открыл снова, никакого зверя не было, упираясь руками в стол, перед гетманом стоял посол Хмельницкого.
— Я узнал тебя, — подавлено произнес Потоцкий, вглядываясь в суровое лицо казака, — ты никакой не Кравченко, ты Серко.
Казак выпрямился и кивнул головой:
— Узнал, говоришь. А помнишь, пан коронный гетман, как после ухода Гуни на Дон ты, не сумев схватить меня, приказал посадить на кол моего отца? Долго же я ждал этой минуты, чтобы посмотреть тебе в глаза, подлый убийца ни в чем не повинных людей.
Потоцкий выпрямился в кресле и надменно произнес:
— Я жалею только о том, что тогда вы вырвались из расставленной мною ловушки. Иначе и ты бы и твой Гуня сидели на колу рядом с твоим отцом. До сих пор не пойму, как вы тогда от меня ускользнули. Не зря говорят, что ты якшаешься с нечистой силой. Если хочешь — убей меня, я в твоей власти, чего же ты ждешь? Если я и казнил твоего отца, то вы с Хмельницким убили моего сына, а меня отдали в рабство татарам. Значит, мы квиты.
Серко с минуту молчал, затем ответил:
— Убить тебя для меня ничего не стоит. Смотри!
Он стал медленно сжимать кулак, глядя гетману прямо в глаза пристальным взглядом и тот, повинуясь силе его магнетических черных глаз, словно излучавших какую — то сверхъестественную энергию, вдруг почувствовал, что сердце его сжато будто тисками. Ему стало не хватать воздуха и он судорожно рвал вдруг онемевшими пальцами ворот отделанного золотой нитью кунтуша. Лицо его налилось кровью, а глаза едва не вылезли из орбит.