Последний из Рода
Шрифт:
Больше!
Падает подо мной верный Ворон, я лечу на черную землю, качусь между лап и ног, уклоняюсь от ударов. И встаю… И смотрю в пламя. А сквозь пламя на меня смотрит их шаман. И скалится.
И я делаю шаг. Первый… Протягиваю левую руку, позволяю одному из огненных языков браслетом обвить запястье, потянуть меня, поторопить. Да-да, сейчас… Дай только…
Пламя сдирает с костей плоть. Смертную — уязвимую. Но я продолжаю жить. Япродолжаю жить. И полыхает в моей груди сердце. И горит
Я стою в пламени и гляжу в лицо шаману. И шевелится что-то в кострище, и встают рядом те, кого сжег этот демон во славу своих зверобогов.
— Только победа! Только смерть! — и слышит меня каждый.
И они выходят. Они идут. Женщины, дети, старики. Идут, а меж ними умершие. Плоти лишенные, огнем наполненные, оружие пламенное сжимающиеся.
Живые и мертвые.
Мертвые и мертвые.
А из пламени она выходит, обнимает меня. И шепчет: «Все правильно, Воин… Ты победил. Смерть — тоже победа, если ты выбрал ее сам, если ты ее принял. Проиграть может только трус…»
И все сливается в безумный черно-алый вихрь, рычащий клубок тел, костей и пламени…
И все заканчивается. Я вновь сижу за столом в таверне, а моя менестрелька, уже молча, продолжает перебивать струны…
— Лишь выбрав смерть ты сможешь победить, — шепчет кто-то прямо мне в ухо. И смеется. Но рядом никого нет. И «никто» продолжает: — Жизнь бессмысленна, если в ней нет цели. А цель Воина — смерть. Чужая. Своя.
— Смерть, — шепчу одними губами, неслышно. — Победа иль смерть…
Нара
Я замолчала, продолжая перебирать струны. Вокруг звучали одобрительные крики, со всех сторон сыпались монеты. Надо будет подобрать, деньги лишними не бывают… Но я не видела и не слышала никого. Здесь. Я была далеко, там, где горело пламя и смеялась Огненная Княгиня. Реи'Линэ, Огнь Осенних Костров. Род Берсерков должен был достаться ей целиком. Каждый ушел бы в Огнь. Если бы не я. Если бы не я…
Кто-то подошел, подсел рядом.
— Я больше петь не буду. — Говорю решительно, так, чтобы больше не просили. Люди никогда не понимают момента, после которого сказать уже нечего. — Это все.
— Не пой, — согласился Тиан.
— Ох, прости, не узнала! — Дожили, называется. Он сидит молча, слушает тихий перебор струн. Хотелось плакать, но нельзя. Так пусть плачет гитара. — Она подарила тебе егосаблю. Того самого Берсерка, что спас гибнущий город и ушел в Осенний Огонь.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю. — Надо соврать, отвести подозрения, но нет сил. — Я много чего знаю, Тиан.
Плачет музыка, надрывает сердце. Смертельный подарок сделала человеку Княгиня. Воин. Не всех я уберегла в Роду, помню. Они уходили — в глазах огонь, в душе — мечта. И плакали оставленные дома женщины. И я плакала вместе с ними. Выбор Воина. Красивые слова, за которыми много слез и крови.
— У него были дети? — с любопытством. То ли хочет узнать, не его ли потомок, то ли легенда понравилась. Все дети спрашивают «что дальше». Все. Даже взрослые.
— Был. Сын. Но он никогда его не видел… Даже не знал о нем. Ребенок родился уже после той битвы.
— Что ты плачешь, малыш? — ласково. До сих пор я не показывалась на глаза подопечному, но сегодня он плакал. Его обидели…
Ребенок отшатывается, от испуга прекращая рыдать. Ну да, есть от чего испугаться. Баньши является либо в виде невинной девы, умершей в ее Роду, либо в образе безобразной старухи. Но Род только основан, какие уж тут невинные девы, когда этот ребенок — все, что у меня есть…
— Не бойся меня, дитя. — Нежно. Моя жизнь тесно связана с этим мальчиком, его тревоги — мои тревоги. Пусть я похожа на буку из страшной сказки, пусть я безобразнее ночного кошмара, но ребенок чувствует мою заботу. Бедный-бедный… Хорошо его отцу — он погиб в великой битве, даже не зная, что где-то растет его семя. Его потомок, несчастный мальчик, которого дразнят злые дети. Хорошо Берсерку — он не должен надрываться, из последних сил работать, лишь бы прокормить никому не нужного ребенка — своего сына. А вот девочка, которой не повезло полюбить Воина — она надрывается. Ее долг, ее мука, ее участь тяжелее, страшнее, ужасней. Не яркий миг битвы и гибели, а каждый день полный тяжелого труда и ядовитых насмешек. Она так и не призналась, от кого ребенок… вот только свалилась в беспамятстве, когда услышала легенду о возлюбленном. Менестрели быстро сплели красивую сказочку, но что этой девочке до славы и чести? Но никто не догадался… не захотел. Как же, признать за мальчишкой такого отца, когда можно травить его, обзывая ничейным ублюдком? Бедный, бедный ребенок…
— Я отомщу! — Грозно. И было бы страшно, если бы эти слова кричал сам Берсерк, а не его сын — щуплый мальчишка, голодный и бледный от недоедания.
— Тш-ш… тише, малыш, не надо кричать. Я услышу даже твой шепот.
— Я отомщу! — Уже не так уверено.
— Подумай, дитя. Это не дети, это стая диких зверенышей. Каждый из них крупней тебя, вдвое сильнее… И их больше, намного больше! Побереги себя, малыш. Тебе с ними не справиться. Их слишком много, а ты мал и одинок…
— Они не смеют так говорить со мной! Не смеют! — И в слезы. Бедный, бедный ребенок…
— Они дураки, ребенок. Зачем обращать внимание на дураков?
— Они дразнятся… — Всхлипывает. Да, дразнятся, и это больно. А еще бросаются камнями и гонят прочь.
— Они просто не знают, ребенок. Они не знают, кто ты на самом деле. Кто твой отец…
— Кто?! — И слезинки высохли.