Последний контакт 3
Шрифт:
— Его рассказ — полный бред, однако он верит в то, о чем говорит! — уверенно сказал однажды один из дознавателей (позже Роман узнал, что это был старший помощник командира «Прорыва»). — Но это не означает, что его слова целиком и полностью правда!
Разговаривал с Романом и сам командир крейсера — Кольский. Долго говорил, обстоятельно, однако остался при своем мнении:
— Старпом прав, этот парень говорит то, во что верит. Но кто вложил ему эти слова в голову — это уже второй вопрос.
Ни капитан, ни его подчиненные в рассказ Романа о Валерии Мирской — единственной выжившей из экипажа «Марка-10», о ваэррах и об их корабле «Юкко» не верили. Не верили они и в то, что ваэрры расчленили Романа, разобрали на органы и системы, а после вновь собрали. Поверить в такие технологии было просто не под силу слабым в техническом отношении людям. Они были уверены, что трупы на «Осирисе» — дело именно его рук. Их даже не смущало отсутствие на корабле тела Валерии Мирской, Сергея Вершинина и Виктора Медведева. Роман рассказал все, о чем знал со слов матери, однако ему по-прежнему не верили и изо дня в день требовали открыть правду о том, где он спрятал остальные тела.
Забавно, что свои догадки и предположения они не стеснялись озвучивать прямо в присутствии самого Романа. Складывалось впечатление, что они и не пытались скрыть своего к нему отношения. Именно тогда Роман осознал простую истину: в живых они его оставлять не собираются. А раз так, чего тогда таиться, чего стесняться? Разве птицы на птицеферме перед боем будут ломать комедию?
В своих догадках и рассуждениях они изгалялись кто во что горазд. Апогеем этого цирка было предположение командира связистов о том, что пропавшие тела Роман попросту съел, когда на «Осирисе» закончились вся пища. И это при том, что к моменту их прибытия на корабль там все еще было предостаточно съестных припасов. Складывалось впечатление, что истина их не устраивает, поскольку она шла вразрез с тем, что видели на «Осирисе» они. Свою же правду военные пытались подогнать под известные им обстоятельства. Но все их попытки натянуть «сову на глобус» (эта идиома прозвучала из уст офицера, которого капитан звал по фамилии — Павленко, и очень понравилась Роману) разбивались в пух и прах о факт присутствия в заданном секторе «Юкко» — корабля ваэрров. Все упиралось в то, что этот самый корабль видел лишь один из членов экипажа — тот самый Павленко. Но ни капитан, ни другие офицеры этому странному и молчаливому человеку по какой-то причине тоже не доверяли. Единственный вывод, который смог сделать Роман, напрашивался сам собой: видимо, ваэрры крепко поработали над сознанием людей на «Прорыве», прежде чем покинуть эту часть космического пространства. Бедные земляне теперь даже сами себе не верили.
Так или иначе, из всех этих допросов Роман понял одно: они все явно чего-то боялись. Или кого-то. И тут Роман с офицерами «Прорыва» был солидарен. Скорее, они даже мало боялись того, с чем столкнулись. Если продолжать уже озвученную ранее аналогию, курицами на бойне были они, а не он. Причем все они — всё человечество целиком.
На вопросы самого Романа офицеры «Прорыва» отвечали неохотно, а ответы их были скупыми и однообразными. Чаще всего они ставили его на место сухими отговорками из разряда «тебя это не должно волновать», или «тебя это не касается», или даже «репликантам не положено знать то-то и то-то». Так что о том, где он оказался, что это за корабль, кто все эти люди Роман узнал уже только от Варвары Сергеевны. Она же открыла ему глаза и на то, что не все люди одинаковы. Если военные и дознаватели относились к Роману, как к вещи, особо и не скрывая своей позиции к репликантам в целом и к нему в частности, то общение с этой девушкой позволило пленнику почувствовать то, в чем его всю жизнь убеждала мать — он все же человек. Во всяком случае, в глазах Варвары Сергеевны он был человеком. Военные же и после ее вмешательства продолжали обходиться с Романом, как с предметом неодушевленным.
— Я принесла тебе пирог, — тихо сказала девушка, безо всякой опаски присев на край кровати. — Ты знаешь, что такое пирог?
Роман приподнялся на локтях и медленно кивнул — мать однажды знакомила его с этим блюдом. Яйца, мука, вода, фрукты, сахар — все эти продукты на «Осирисе» первое время имелись. Она испекла пирог в его первый день рождения, правда, вместо свежих фруктов в том пироге был джем из тюбика. Да, Роман знал, что такое пирог. Ему это лакомство показалось просто довольно вкусным, но для Валерии оно было синонимом слова «дом». Пирог для нее был чем-то земным, чем-то теплым, практически интимным. Его пекли и делили с теми, кого любят. Роман же тогда не имел достаточного эмпирического опыта, чтобы оценить уровень символизма, вложенный в тот пирог его мать.
— Тебе, должно быть, Валерия Мирская рассказывала… — догадалась Касаткина и развернула сверток. Помещение тут же наполнилось чудесным ароматом, вызывая в памяти Романа чувство тоски по матери. Он вновь улегся на кровать, отвернулся от Касаткиной и поджал ноги к груди. Теперь он понимал Валерию.
— Роман, я чем-то обидела тебя? — осторожно поинтересовалась девушка.
Варвара Сергеевна всегда была обходительной и деликатной, и Роману сейчас было нелегко отталкивать ее. Однако он понимал, что вся эта обходительность могла быть ничем иным, как попыткой капитана и других офицеров ее руками вызвать его на откровенность. Тактика до безобразия простая и в отношении простых людей, должно быть, очень действенная. Жмешь подозреваемого, давишь его, ломаешь через колено, а когда понимаешь, что он не колется — резко меняешь подход и подсылаешь к нему того, чьи методы будут в корне отличаться от методов жестоких дознавателей. Не всякая психика выдержит такой контраст. Роман тоже не выдержал и поначалу даже вновь начал разговаривать. Однако вопросы, задаваемые ему Варварой Сергеевной, слишком напоминали те, которые задавали ему военные. В итоге Роман понял, что Касаткина играет роль. Возможно, она и отличается от своих предшественников, но цель у них одна — добиться от Романа признания в том, чего он не совершал.
Самым обидным было то, что людей на «Прорыве» интересовали вещи, по сути, уже несущественные. Какая, к примеру, разница, кто убил астронавтов с «Марка-10»? Съел их Роман или расчленил и выбросил останки в открытый космос? Они уже были мертвы, и это было не исправить. Куда важнее было начать действовать, попытаться спасти тех, кого еще можно было спасти. И первое время парень честно пытался донести эту простую мысль до капитана и его церберов. Он просил, умолял дать ему возможность связаться с Землей. Но на все его просьбы он получал либо отказ, либо откровенные насмешки.
— Мы тебе дальнюю связь организуем, потратим на сеанс бесценную энергию, а ты своим новым друзьям все наши карты выдашь? — сказал как-то капитан Кольский. — Не бывать этому, дружок. Ты нам и без дальней связи крови попортил будь здоров.
Как именно он попортил капитану кровь, ему, разумеется, не объяснили. Самого же Романа такая упертость и слепая ненависть к нему просто выводила из себя. Он, по сути, единственный, кто мог бы помешать ваэррам уничтожить человечество. Он и только он один знал рецепт спасения. Но для этого нужно было действовать, причем действовать немедленно! Нужна была связь. Нужно было восстанавливать корабль и лететь обратно. Нужно было…
Роман глубоко вздохнул и медленно выдохнул, стараясь успокоиться. Он уже столько раз говорил этим глупым землянам, что именно нужно сделать. Столько раз упрашивал не мешкать. Они же уперлись в этот чертов маяк, оставленный ваэррами. Что им с того маяка? Они ни захватить его, ни тем более уничтожить все одно не смогут. Не сейчас, не при текущем уровне развития их технологий. Помешать ваэррам можно было только так, как завещала его мать. Только она знала истинную суть ваэрров, знала их план. Ради этой информации она пожертвовала всем, она собственной жизнью пожертвовала. Разве не было логично, что ей и карты в руки? Мирская уже все просчитала, все продумала за них — нужно было только послушать ее и сделать все в точности так, как завещано.
— О чем ты сейчас думаешь? — тихо спросила Варвара Сергеевна. Свой сверток она положила на маленький столик, вмонтированный в пол.
Парень ничего ей не ответил. Какой смысл в диалоге немого с глухим? Роман уже все им сказал, но то ли он сам не мог до них докричаться, то ли они его не слышали. А может, и то, и другое.
— Не закрывайся от меня, Роман, — попросила девушка. — Я не враг тебе.
— Как и я вам, — спокойно ответил он, не оборачиваясь.
Девушка вдруг встала и подошла к двери. На минуту она затихла, словно прислушиваясь, затем Роман услышал, как она набирает код на дверной панели и та с легким шипением отворяется. Роман даже решил, что девушку обидело его поведение, но Варвара Сергеевна не ушла, она лишь выглянула на секунду в коридор и вновь зашла в камеру, не забыв запереть за собой дверь и выключить свет. Секунда — и девушка уже была в считанных сантиметрах от головы Романа.