Последний контакт 3
Шрифт:
И тем не менее ему повезло много больше, нежели другим членам экипажа. Превозмогая дикую боль в руке, повисшей вдоль его туловища плетью, он встал и огляделся. Из тех, кто встретил это необычное явление не в креслах, на ноги поднялись немногие. Собственно, лишь Синак да один из медиков смогли встать, остальные же лежали на полу со следами травм различной степени тяжести. Причем травмы эти, насколько он мог судить, были мало совместимы с жизнью или несовместимы с ней вовсе. Реджи посмотрел на экипаж. Сказать, что тем, кто был все это время пристегнут к своим креслам, повезло больше, он тоже не мог. Больше половины офицеров были без сознания или мертвы.
— Штурман, курс? — еле дыша, выдавил из себя Касаткин, отплевавшись кровью. Смотрел он при этом не на штурмана, а на своего старпома — Васильев сидел в своем кресле, запрокинув голову, все лицо его было в крови. Каперанг не дышал.
— У нас нет курса, адмирал… — с еще большим трудом выдавил из себя офицер БЧ-1, сильно шепелявя — у него теперь не хватало передних зубов, и уже успел заплыть огромной гематомой правый глаз.
— Не понял…
— Мы никуда не движемся, адмирал. Мы вообще, похоже, не существуем больше…
— Что ты несешь? — начал злиться Касаткин.
Вместо ответа штурман, заворожено смотрящий единственным своим глазом куда-то вверх, указал адмиралу на потолок. Адмирал и все выжившие на мостике, включая Синака, подняли свои глаза кверху и обомлели. Над их головами ровным счетом ничего не было. Словно кто срезал верхушку «Вольного» огромным ножом ровно по уровню капитанского мостика. Картина была из тех, что невозможно ни представить, ни осмыслить. И при всем при этом поражала не она и даже не то, что при таких колоссальных повреждениях люди, находящиеся, по сути, в открытом космосе, выжили и могут двигаться, говорить, думать, действовать. Самым удивительным было то, что огромное Солнце, находящееся сейчас точно над головами экипажа «Вольного», как будто замерло и потускнело. Его причудливый, вечно изменяющийся узор из раскаленных вихрей и протуберанцев замер, словно был простой фотографией, натянутой вместо потолка. Где-то вдалеке на его ярко-алом фоне виднелся корпус «Осириса-3». Корабль, судя по всему, до этого летел к поверхности Солнца на всех парах, но, как и «Вольный», был захвачен каким-то специфическим полем и замер в пространстве. И захвачен «Осирис-3» был той же неведомой силой, которая разорвала «Вольный». Остальные же корабли земной флотилии попросту разметало по космосу, как будто кто-то решил завершить эту дуэль без лишних глаз.
— Мы умерли? — не веря в реальность происходящего, спросил Касаткин.
— Не думаю, адмирал, — спокойно ответил ему Синак. Сейчас он уже знал наверняка, что момент настал. Тот самый момент.
— Что у нас с вооружением?
Касаткин задал этот вопрос просто так, без какой-либо цели. Он спрашивал офицера БЧ-3 о боевых системах скорее для отвлечения себя самого от этой бредовой картины мира. Подспудно он понимал, что при таких повреждениях корабля работоспособными могли остаться разве что системы эвакуации. И то далеко не факт. Тем не менее ответ командира торпедистов удивил Касаткина.
— Адмирал, у нас хватит мощности еще на один залп.
— И чего же мы тогда ждем? — взревел Касаткин. — Огонь по готовности!
— Есть огонь по готовности! — отчеканил офицер. — Набираю мощность.
Адмирал Касаткин паниковал, но нет, не смерти он сейчас боялся. Он боялся не успеть произвести свой последний выстрел. Боялся, что вакуум над головой поглотит его корабль раньше залпа, так и не дав людям возможности отомстить. Логики в его мотивах уже никто не искал, да и не было в его приказе этой самой логики. Если уж шар ваэрров выдержал первый залп из всех орудий флотилии, какой же был смысл стрелять с одного полуразрушенного «Вольного»?
Тем не менее алогичность приказа не вызвала у выживших офицеров боевых частей смущения. Они просто молча подчинились и начали готовиться к очередному залпу. И тут произошло то, чего не мог ожидать никто, кроме Синака. Прямо перед адмиралом Касаткиным появилась голограмма какой-то очень пожилой женщины, одетой почему-то в потрепанную форму ВКС России.
— Не в «Юкко», адмирал. В нас! — сказала старуха на удивление твердым голосом.
— Кто вы? — изумленно вглядываясь в полупрозрачную голограмму, спросил Касаткин.
Тут поступило донесение от группы связи:
— Адмирал, на связи «Осирис-3».
— Говорит единственная выжившая миссии МЗК «Прорыв» Варвара Касаткина. Папа, не по «Юкко» стрелять нужно. Стрелять нужно по «Осирису-3».
— Что? — Касаткин не мог поверить в то, что видит и слышит. Кто эта старая женщина? Почему на ней форма звездного флота? Какое она имеет право говорить от лица его покойной дочери? — Что ты, то есть вы, несете? Кто вы?
— Прости, нет времени объяснять. Отец, огонь по готовности нужно открывать не по шару ваэрров, а по «Осирису-3». Только так мы сможем уничтожить «Юкко». Он удерживает нас, не дает сбросить на Солнце наш груз.
— Семьдесят пять процентов, адмирал! — доложил торпедист.
— Не пойму, кто вы? — все еще не верил Касаткин. — Почему стрелять нужно по вам? Что вообще происходит?
— Это ваша дочь, адмирал, — тихо сказал Реджи, подойдя к Касаткину. — Она и ее спутники попали в пространственно-временную ловушку, созданную крейсером ваэрров, и провели на «Осирисе-3» больше полувека. Однако им оставили маленькую лазейку, крохотный шанс на спасение всего человечества. Им оставили репликанта, над которым ваэрры проводили эксперименты. В его крови был амальгит — то самое вещество, что дарует ваэррам их неуязвимость и силу. Варвара и ее спутник изучили его и смогли перепрограммировать пространственный гравитационный маяк. Человеку теперь доступны технологии ваэрров. Нужно лишь дать людям время. А для этого нужно уничтожить «Юкко».
— Все верно, отец, — подтвердила слова Синака старуха до боли знакомым Касаткину голосом. — Все до последнего слова.
— Адмирал, девяносто процентов. Через минуту залп!
— Я не могу… — губы Касаткина еле двигались, рот исказился в немом крике. Лицо его исказила гримаса боли, и всем без исключения было понятно — эта боль не физическая. Касаткин страдал душой. Он не верил в происходящее. Не мог поверить. Да и не понимал адмирал, как вообще вся эта чушь может оказаться правдой. Он проделал такой путь, ведомый одним лишь желанием — отомстить за свою дочь. Он оказался за сотни миллионов километров от родного дома ради этой цели. И все это ради того, чтобы собственной рукой оборвать ее жизнь? Нет, нет, нет… Касаткин вглядывался в глаза своей престарелой дочери, парившей прямо перед ним в виде голограммы. И чем пристальнее вглядывался, тем отчетливее понимал — все это правда. С покрытого морщинами лица на него смотрели глаза его дочки. Глаза его Вари. Его маленькой Варежки.
— Сто процентов, адмирал. Готовы открыть огонь!
— Нет… — продолжал шептать Касаткин, — я не могу!
— Надо, адмирал, — сурово сказал Синак, подойдя к своему недругу вплотную. — Нам нужно сделать этот шаг. Отдайте приказ — или будет поздно.
Корпус «Вольного» внезапно содрогнулся. Тут же последовал доклад группы слежения:
— Враг открыл по нам огонь! Это простые металлические штыри. Вероятно, рельсотрон.
— Адмирал? Приказ?! — наседал офицер БЧ-3.
— Ну же! — вторил ему Синак. — На кону существование всего человечества!