Последний койот
Шрифт:
Некоторое время они оба молчали. Босх решил, что Хинойос размышляет о сходстве этого дела с делом его матери.
– В результате всего этого, – сказал наконец Босх, – убийцу выпустили, и он разгуливает по улицам, считая, что преступление сошло ему с рук. А человек, который это допустил, сидит за столом у себя в офисе. Он даже выбитое стекло уже вставил и ведет себя как ни в чем не бывало. Такова наша система. Я, конечно, вспылил, а поглядите, к чему это привело? Меня отправили в административный отпуск в связи со стрессом и, вполне возможно, не позволят вернуться к работе.
Прежде чем дать оценку этой истории, доктор Хинойос кашлянула, прочищая
– Рассматривая вашу версию событий, не трудно понять, отчего вы разозлились. Но это не может служить оправданием насилия с вашей стороны. Вы когда-нибудь слышали выражение «затмение нашло»?
Босх кивнул.
– Это один из способов описать вспышку ярости, последствия которой могут быть непредсказуемыми, и причины у каждого индивидуума разные. Но суть одна: накопившееся напряжение находит выход в мгновенном выбросе нервной и физической энергии. Обычно подобные энергетические выплески сопряжены с насилием, которое часто направляется против объекта, не являющегося напрямую ответственным за накопившееся у данного индивидуума напряжение.
– Если вы хотите, чтобы я рассматривал Паундса как невинную жертву, то у вас ничего не выйдет.
– Мне этого не требуется. Я хочу, чтобы вы досконально обдумали этот инцидент и дали наконец себе отчет в его причинах.
– Плохие вещи иногда случаются. Всякое бывает.
– А вам не кажется, что, применяя насилие, вы тем самым уподобляетесь человеку, которого следствие отпустило на свободу?
– Нисколько, доктор. Рассматривая как под микроскопом мою жизнь, вы, конечно, можете делить ее на части, принимать во внимание землетрясения, пожары, наводнения, массовые акты неповиновения и даже Вьетнам. Но когда дело касается нас с Паундсом, все это не имеет значения. Вы можете называть мой случай «мгновенным затмением» или как-то еще. Но позвольте сказать вам одну вещь: иногда в жизни имеет значение одно лишь мгновение, и в тот миг, когда я оказался в стеклянном офисе Паундса, я сделал доброе дело. Если все наши сеансы направлены на то, чтобы объяснить мне мою ошибку, то грош им цена. Я никогда этого не признаю. Позавчера в управлении Ирвинг прижал меня к стене и попросил подумать об извинениях. К черту извинения! Я поступил тогда правильно.
Хинойос кивнула и уселась поудобнее. Сейчас она чувствовала себя не в своей тарелке больше, чем когда-либо за все время общения с Босхом. Мельком посмотрев на часы, она, к большому своему облегчению, обнаружила, что время сеанса истекло. Босх тоже посмотрел на часы и пришел к тому же мнению.
– Похоже, – с иронией произнес он, – что мой случай отбросил психологическую науку на сто лет назад...
– Вы себе льстите. Чем больше врач узнает о личности конкретного пациента и его конкретном случае, тем лучше он понимает поступки людей в целом. Вот почему я люблю свою работу.
– То же самое я могу сказать и о своей работе.
– Вы разговаривали с лейтенантом Паундсом после этого инцидента?
– Я виделся с ним, когда отвозил на станцию ключи от машины. Паундс, видите ли, приказал мне вернуть служебное транспортное средство. Когда я зашел к нему в офис, он чуть истерику не устроил. Мелкий он человечишка, вот что я вам скажу, и, похоже, на подсознательном уровне догадывается об этом.
– Такие люди всегда догадываются, что с ними что-то не так. И комплексуют по этому поводу.
Босх хотел уже было подняться и уйти, когда его взгляд упал на конверт, который доктор Хинойос отодвинула на край стола.
– Так вы посмотрите фотографии?
Она взглянула на конверт и нахмурилась:
– Мне нужно подумать. И основательно. Могу я оставить их у себя до вашего возвращения из Флориды? Или они вам понадобятся?
– Я уже говорил, что вы можете взять их себе.
В четыре сорок утра по калифорнийскому времени авиалайнер пошел на посадку в международном аэропорту Тампы. Босх смотрел покрасневшими от недосыпа глазами в иллюминатор салона второго класса, впервые в жизни наблюдая восход солнца над Флоридой. Когда самолет, коснувшись колесами бетонки, помчался по посадочной полосе, Босх снял часы и перевел стрелки на три часа вперед. Хотелось заехать в первый попавшийся мотель и немного поспать, но он превозмог себя, зная, что времени в запасе почти нет. Взглянув на захваченную из дома карту автомобильных дорог, он прикинул, что придется затратить не менее двух часов, добираясь из аэропорта до городка с романтическим названием Венеция.
– Как приятно снова увидеть голубое небо.
Женщина, сидевшая рядом с ним у прохода, наклонилась к Босху, чтобы посмотреть в иллюминатор. На первый взгляд ей можно было дать не более сорока пяти, но ее волосы уже побелели. Они немного поговорили в начале полета, и Босх узнал, что дама возвращается во Флориду из Лос-Анджелеса, где прожила пять лет. В отличие от Босха, который никогда прежде не был во Флориде, она возвращалась в родные места. Босх не стал спрашивать, к кому она едет и где находится ее дом, но почему-то подумал, была ли ее голова такой же седой, когда пять лет назад она приехала в Лос-Анджелес?
– Это точно, – сказал Босх. – Терпеть не могу летать ночью.
– Я не о том. Смог. Здесь его нет.
Босх посмотрел на женщину и снова взглянул в иллюминатор.
– Пока нет.
Но та оказалась права. Небо над Флоридой отливало такой яркой, незамутненной лазурью, какой ему почти не приходилось видеть в Лос-Анджелесе.
Пассажиры покидали самолет довольно медленно. Босх оставался на месте, пока салон почти полностью не опустел, потом поднялся с кресла и потянулся, чтобы хоть немного размять задеревеневшие от долгого сидения мышцы спины. Позвоночник хрустнул, словно надломленная ветка сухого дерева. Сняв дорожную сумку с багажной полки, Босх медленно пошел по проходу между креслами к выходу.
Едва он ступил на трап, его, будто влажным теплым полотенцем, окутал воздух Флориды. Войдя в прохладный терминал аэровокзала, он решил арендовать машину о кондиционером, хотя поначалу собирался взять автомобиль с откидным верхом.
Примерно через час Босх уже катил по шоссе № 275 параллельно заливу Тампа-Бей во втором арендованном им за последнее время «мустанге». В машине были подняты стекла и вовсю работал кондиционер, но, несмотря на это, Босх буквально обливался потом. Его организм еще не освоился со здешней тропической влажностью.
Больше всего его поразило во Флориде то обстоятельство, что за сорок пять минут езды он не увидел вокруг ни единого холма. Флорида была плоской, как стол. Единственная возвышенность, которую он встретил на пути, была искусственного происхождения и именовалась мостом Скайуэй, выгибавшимся огромной дугой над водами залива. Босх знал, что этот мост возвели взамен предшественника, рухнувшего в воду, но бесстрашно преодолел его на повышенной скорости. В конце концов, он приехал из Лос-Анджелеса, где неофициальный лимит скорости на современных хайвеях был куда выше.