Последний козырь Президента
Шрифт:
«Рождественские чтения» были организованы с размахом: в самом большом зале, который нашёлся в Коломне, собрались самые популярные писатели, модные поэты, известные филологи, актёры московских театров, ну и, конечно, представители московской богемы. Лёнька, он же Леонард, на этом собрании интеллектуалов и гениев от литературы, чувствовал себя, как рыба в воде. Он запросто пожимал руки знаменитым артистам, покровительственно хлопал патриархов российской литературы по плечам, и при этом умудрялся давать короткие интервью молоденьким журналисткам. Я подозреваю, что большая часть тех, кому Лёнька пожимал руки и кого хлопал по плечам,
Я же на этом празднике жизни откровенно скучал. Слоняясь с бокалом шампанского от одной группы поклонников изящной словесности к другой, я с умным видом выслушивал о сентенциях в современной поэзии, глубокомысленно кивал головой участникам спора о «чистом» искусстве и дарил улыбки незнакомым женщинам. Женщины отвечали тем же. Одна из них, увидев меня, воскликнула: «Ах, неужели это Вы»?
Видимо, алкоголь сыграл с ней злую шутку, и она приняла меня за кого-то другого, но, как ни странно, мне это понравилось.
– Должен признаться, что это действительно я! – с улыбкой ответил я зеленоглазой брюнетке.
– Отчего же Вы не бываете у нас? – произнесла она с затаённой надеждой. – А я, знаете ли, всё ждала, ждала! Господи, как это глупо! Сознайтесь, Вы манкируете мной, или чувствуете за собой какой-то грех?
Судя по оборотам речи, дамочка жила в каком-то своём придуманном мире, поэтому выдавала целые «куски» текста из неведомой мне пьесы. Мне оставалось лишь немножко ей подыграть.
– Помилуйте! – с придыханием произнёс я в ответ. – В чём же я перед Вами провинился? – и с этими словами я осторожно взял её маленькую ладонь в свои руки. – Да и можно ли считать за провинность мою робость, мою нерешительность, которая и явилась истинной причиной нашей разлуки?
– Ах, оставьте! – гневно произнесла зеленоглазая брюнетка и решительно освободила ладонь из моей руки. – Вы опять играете мной!
– Но позвольте…
– Не позволю! Ступайте прочь!
На этом наш «содержательный» диалог с незнакомкой закончился, и во избежание скандала я направился в другой конец зала, где коротко стриженая рыжеволосая дама с надменным лицом, наплевав на все запреты, курила прямо в зале, с наслаждением пуская дым в потолок.
«Наверное, это литературный критик», – пришла мне в голову странная мысль. Я понятия не имел, как должен выглядеть критик, но если бы меня попросили составить его композиционный портрет, то вероятней всего основные черты я позаимствовал бы у рыжеволосой незнакомки, уж больно пренебрежительно и надменно взирала она на собратьев по литературе.
Даме было глубоко за сорок, поэтому мой комплимент был особенно изыскан:
– Вы сегодня хороши, как никогда! – произнёс я, салютуя ей полупустым бокалом.
Незнакомка обратила на меня полный скепсиса взгляд, оскалила в улыбке жёлтые прокуренные зубы и хриплым голосом произнесла:
– Есть от чего! Три дня назад я похоронила своего второго мужа.
– Простите…
– Редкий был негодяй, – не обращая внимания на мои извинения, продолжила рыжеволосая вдова. – На порядок хуже первого. Так что Вы, юноша, правы – я действительно сегодня выгляжу до неприличия счастливой.
Я хотел ретироваться вглубь зала, но в этот момент на импровизированную эстраду вышла молодая актриса и пронзительным чистым голосом стала читать стихи Ахматовой. Казалось, она не декламирует, а исповедуется перед зрителем. Зал замер, поражённый необычным актёрским решением, и в заключение наградил её бурными аплодисментами.
– Хочешь, угадаю, как она выглядела? – перебила меня Анфиса.
– Хочу, – немного опешил я.
– Он среднего роста, фигурка точёная, волосы светло-русые, стрижка «а-ля паж», глаза серо-голубые, черты лица правильные, только носик слегка вздёрнут, что, в общем, её не портит, а придаёт пикантности. Бьюсь об заклад, на сцену она вышла в чёрном трико, и на бёдрах был повязан белый платок с бахромой. Угадала?
– Даже не знаю, что и сказать, – окончательно растерялся я.
– Это Мария Стельмах, начинающая провинциальная актриса, неизвестно за какие заслуги взятая в труппу знаменитого московского театра. Видимо, не последнюю роль сыграло обаяние юности и её манера играть на пределе, как говорят театралы – на разрыве аорты. Я её видела пару раз в спектакле.
– Мне дальше рассказывать, или сама закончишь?
– Дальше события развивались, как ты говоришь – по трафарету! Вы познакомились, и в этот же вечер ты её увёз с собой, но роман ваш был недолгий и закончился бурно.
– Через неделю эта ведьма из Саратова на пустом месте устроила мне сцену ревности и перебила весь кофейный сервиз, доставшийся мне в наследство от родителей, – произнёс я с явной досадой.
– Тебя это удивляет? Лично меня нет.
– Почему?
– Потому что хорошая актриса никогда не сходит со сцены. Она и в быту продолжает играть роль в соответствии с предложенными жизнью обстоятельствами. Все актёры «отравлены» жаждой славы, это издержки актёрской профессии. Слава – прежде всего прилив адреналина, поэтому почти все актёры – адреналиновые наркоманы, и когда жизнь идёт гладко, они испытывают нехватку адреналина. Отсюда скандалы, интриги и склоки, как ты выразился – на пустом месте. Твоя бывшая пассия – типичная адреналиновая наркоманка, и её привычка играть любую роль «на разрыве аорты» – не удачно найденное актёрское решение, а всего лишь очередная попытка плеснуть себе в кровь очередную дозу адреналина.
В это время нас обогнала и затормозила прямо перед нами полицейская «Газель». Из автомобиля не спеша выбрался наряд в составе двух полицейских и направился в нашу сторону.
– Добрый вечер! – произнёс знакомый голос, и по глазам ударил луч света от мощного фонаря. – Проверка документов.
– А у меня паспорта с собой нет! – ойкнула Анфиса и спряталась за мою спину.
– Надеюсь, всё обойдётся, – шепнул я ей и уже полез в карман за служебным удостоверением, как вдруг свет перестал слепить глаза и я услышал удивлённое восклицание:
– Товарищ майор? Валерий Сергеевич? А мне говорили, что Вы в Питер перевелись?
Присмотревшись, я узнал в полицейском лейтенанта Камушкина, который вместе со мной неоднократно выезжал по вызову на место происшествия. Второй полицейский, молоденький младший сержант, был мне незнаком.
– Правильно говорили, – бодро произнёс я, и, шагнув вперёд, протянул лейтенанту руку. – В Москву я на пару дней заскочил, по семейным обстоятельствам, – и повёл головой в сторону Анфисы.
– Понимаю, – кивнул лейтенант. – Семья – дело святое. Может, вас подвезти?