Последний Люцифер: утраченная история Грааля
Шрифт:
— Есть ли среди иудеев достойные люди? — поинтересовался Михаил.
— Достойные есть, но они косны в своей вере. Есть двое молодых палестинцев, которых можно обучить. И только некоторым из учеников можно доверить тайну Истины.
— Твой сын в их числе?
— Да. Но он не знает, что Иосиф Аримафейский не родной ему отец.
— Есть ли среди них чистые девы, чтобы стать новыми прародительницами?
— Моя женщина достойна стать таковой. А насчёт других не знаю. Наверное, есть, но…
— Но ты намерен покинуть Палестину, — догадался Михаил.
— Да. И я должен забрать отца прежде.
— Этот народ полностью изжил себя? — спросил Нафанаил.
— Может и нет, но…
— Что но? — насторожился Михаил.
— Он под гнётом архонта. Его ищейки наводнили всю страну. Они угнетают свой народ пуще римлян. Их мнимая преданность пророкам и закону Мосы, [19] как они его называют, и как он сам себя стал называть с тех пор, как возомнил себя «Сыном Бога Живого», закоснел и погряз в пороках, присущих смертным.
19
Моса (Мойсес) — в переводе с древне-египетского означает «сын». В дальнейшем это прозвище трансформировалось иудеями в имя Моисей (Моше), что обычно переводится как «извлечённый из воды». Легенда об этом загадочном человеке имеет различные интерпретации в письменных источниках иудеев, христиан и мусульман. Ясно одно, он был не простым смертным.
— Не думал я, что приверженность так называемому Эхинатону окажется столь сильной у этих кочевников, — удивлялся Михаил.
— И они убили Иоханна, сына Уриила.
— Мы знаем об этой трагедии, — вздохнул Михаил.
— Он учил их, он пытался их спасти, но никто из них не вступился за него во время ареста, никто не попытался его вызволить из темницы царя Антиппы. А если в каком народе убивают бога, этот народ становится проклятым.
— Это так, это так, — согласился Михаил. — Но если другой бог пожертвует собой добровольно ради этого народа, дабы спасти его…
Габриэль продолжал:
— Этот народ не един. Правитель сам по себе, жрецы сами по себе, учёные сами по себе, а народ сам по себе. «Слуги архонта» нарочно разделили их, дабы не было в них силы.
— Ты мог бы спасти этот народ? — вдруг спросил Михаил напрямую.
— Спасти?
— Объединить.
— А надо ли это, Святой отец?
— Если мы утратим и этот народ, мы утратим душу, дитя моё, — ответил Михаил. — Может, стоит за него побороться?
— А как же народ Египта?
— Он пал уже давно. Былая слава отлетела от него, как Ка от тела мертвеца, — тяжело вздохнул Михаил. — Эхинатон, этот смертный сын твоего отца предал нас, украв у жрецов часть Книги и передав её «слугам архонта». Он завершил крах земли Птаха, объявив, что Бог может быть только один. Он избрал своим богом Адоная. И против нашей воли создал свой народ, не имея на это право. Ибо он всего лишь смертный сын. А народы могут создавать лишь бессмертные дети богов. Знаешь почему?
— Почему?
— Потому что у нас есть время, чтобы воспитывать и формировать мировоззрение этого народа, чтобы подправлять их желания, направлять в нужное русло их мысли и дела. А у смертных потомков таких возможностей нет. Когда умирает смертный правитель, вместе с ним умирает и его идея, его законы и порядки. И тогда новый правитель устанавливает свои новые законы. Аменхотеп или Эхинатон нарушил заведённый богами порядок. И теперь созданный им народ гибнет, благодаря его ложному научению. Он ввёл смертных в заблуждение, он приручил их и бросил. Это великий грех. Это смертный грех. Но мы больше не истребляем неугодных смертных, мы их учим правде. После потопа прежний Михаил поклялся на своей крови, что больше никто из неверов не омоет свои руки в крови смертных. И так тому и быть.
— Что ты предлагаешь, Святой отец? — обратился к Михаилу Нафанаил.
— У нас есть последний шанс. Мы на грани вымирания. Мефрес, ты должен вернуться в Палестину, эту землю Эхинатона, взявшего имя Мосеса, и выбрать достойных слушать тебя. Ты должен рассказать им некоторые истины выживания. Ты обязан стать Учителем для немногих, дабы выявить среди них тех, кто достоин стать новым народом святых отцов и учителей. Ты должен взять в жёны несколько чистых дев и душой и сердцем, и телом. Ты обязан дать миру новых богов. Это ты должен был создать этот народ, но твой смертный старший брат опередил тебя. Что ж, видно такова незавидная судьба этого народа. Теперь ты отвечаешь за этих смертных.
— Да, Святой отец, — склонив голову, повиновался Габриэль. — Но если станет угроза от «слуг архонта»?
— Ты знаешь, что плену архонта мы предпочитаем смерть.
Нафанаил испуганно посмотрел на Михаила.
— Святой отец, вы предпочтёте отдать на растерзание архонтам последнего из рода?
— Мы не должны допустить, чтобы Земля стала адом, чтобы навсегда покрылась кровью и слезами невинных смертных, — ответил ему Михаил. — И покинуть планету мы тоже уже не в силах. Надо лишить слуг архонта последней надежды на бессмертие.
— Я согласен, Святой отец, — удивительно быстро отозвался Габриэль.
— Ты так легко соглашаешься на смерть? — удивился Нафанаил.
— Не волнуйся, Нафанаил, он понял, что не умрёт, — вдруг улыбнулся Михаил. — Я знаю, как перехитрить глупцов. И юный Габриэль тоже это знает.
Нафанаил облегчённо выдохнул.
— Воскрешение Осириса? — догадался он.
— Да, мой друг, — хитро проговорил Михаил, блеснув выцветшим от долгих лет глазом.
— Скажи, Святой отец, есть ли в мире ещё неверы Натуру где-нибудь? Мы же не можем так рисковать! — возразил Габриэль. — Может, после последнего потопа спаслись «южане» в другой земле?
— Может быть. Но, думаю, нам стоит рискнуть, — только и ответил Михаил и внимательно посмотрел на Нафанаила.
— Что ж, согласен, стоит рискнуть, — отозвался Нафанаил.
— Мужайся, мой мальчик. И да хранят тебя Господь и матерь Божия! — благословил его Михаил, поцеловав в голову Габриэля, ставшего перед стариком на колени.
19
Нафанаил проводил Габриэля до выхода из подземного храма и перед расставанием положил руку ему на плечо: