Последний меч Силы
Шрифт:
Когда Мэдлин умолк, Горойен села на ложе.
– Ты всегда был заносчивым дураком, – сказала она, – и наконец-то поплатился за это. Но ведь на этот раз рядом не оказалось Кулейна, чтобы спасти тебя. Подожди в соседнем покое. – Мэдлин поклонился и вышел. – Теперь твой черед, принц Кормак.
– С чего мне начать?
– Как сын Утера прослыл сыном демона?
И он рассказал ей. Ее глаза вспыхнули огнем, когда он упомянул про любовь Кулейна к королеве, но она молчала, пока он не рассказал про день, когда их отыскали викинги и Андуина была убита.
– Так ты
– Я никогда не выдавал себя за мудреца, госпожа.
– Проверим твою мудрость, – сказала она, наклоняясь так, что их лица почти соприкоснулись. – Ты открыл мне все, что знаешь, верно?
– Да.
– Значит, ты мне больше не нужен?
– Это так.
– Разве Мэдлин не предупредил тебя, что мне нельзя доверять? Что я одно зло?
– Да.
– Так почему же ты пришел сюда?
– Он еще сказал, что когда-то Кулейн лак Фераг любил тебя.
– Но что это меняет? – спросила она резко.
– Возможно, ничего. Но я люблю Андуину и знаю, что это означает. Она – часть меня, а я ее часть. Без нее я ничто. Не знаю, способны ли любить злые люди – а если способны, то как они могут оставаться злыми. Но я не верю, что Кулейн мог бы любить ту, в ком совсем не было бы доброты и благородства.
– Как ты и сказал, принц Кормак, мудрость тебе не свойственна. Кулейн любил меня за красоту и ум. И предал меня, как предал и Утера. Он женился на другой… и я ее убила. У него была дочь, Алайда. Пытаясь спасти ее, он позволил ей стать женой короля Британии, но я отыскала ее, и она тоже умерла. Я попыталась убить и ее сына, Утера, но здесь потерпела неудачу. А теперь ты говоришь, что он схвачен и вот-вот умрет… А его сын сидит в моей крепости и просит о помощи. Что ты предложишь мне за ту помощь? Подумай хорошенько, Кормак. От твоего ответа зависит многое.
– Тогда у меня больше нет надежды, госпожа. Ничего больше я тебе предложить не могу.
– Ничего, – повторила она. – Ничего для Горойен? Оставь меня, иди к своим друзьям. Ответ я дам тебе немного погодя.
Он поглядел в ее поблескивающие глаза, и сердце у него налилось свинцом.
Рыбачья лодка уткнулась носом в посеребренную луной гальку укромной бухточки вблизи Андериды. Галеад поблагодарил рыбака, дал ему две маленькие золотые монеты, шагнул за борт и по колено в воде зашлепал к берегу. По узкой тропке он выбрался на вершину обрыва, а потом повернулся и проводил взглядом лодку, подпрыгивающую на волнах Галльского моря.
Ночной воздух был прохладным, небо ясным. Галеад плотнее закутал плечи в длинный плащ и углубился под защиту деревьев. Он нашел лощинку – разведенный в ней костер можно было бы увидеть с любой стороны на расстоянии в десяток шагов и не дальше. Спал он беспокойно. Снился ему меч, плывущий по воде, и свет в небе, подобный сияющей серебряной сфере, несущейся в зените. Он пробудился в полночь и подбросил хвороста в костер. Ему хотелось есть, и он сжевал последнюю копченую рыбешку из купленных у рыбака.
Прошло двенадцать суток с того дня, когда Катерикс спас разбойника, но мысли Галеада
Боги! Прошла вечность с тех пор, как он последний раз ощущал под собой нежную плоть и теплые руки, сомкнутые на его спине. На несколько минут его мыслями овладел принц Урс.
«Что ты делаешь в этом богами забытом краю?» – спросил его Урс.
«Меня обязывает честь», – ответил ему Галеад.
«А какая от нее выгода, олух?»
Он перевел взгляд на огонь, не находя ответа. Если бы появился Пендаррик и молча посидел с ним до рассвета! Но он был совсем один.
Восходящее солнце пряталось в тучах, когда Галеад пошел по берегу на запад, следуя указаниям рыбака.
Трижды он видел оленей, а один раз перед ним пропрыгал крупный кролик, да только у него не было лука для быстрой охоты. Когда-то он умел ставить ловушки, но у него недостало бы терпения провести часы в неподвижном ожидании.
Он шел все утро, пока чуть севернее не увидел клубы дыма. Он свернул туда, и с гребня холма ему открылась пылающая деревня. Землю усеивали трупы. Галеад сел и смотрел, как воины в рогатых шлемах вламываются в хижину за хижиной, вытаскивают женщин и детей, грабят и убивают. Их было более пятидесяти, и они продолжали бесчинствовать больше часа. Когда они наконец отправились на север, в деревне ничто не шевелилось – только дым поднимался от распотрошенных хижин.
Галеад устало поднялся на ноги и спустился в сакское селение, останавливаясь перед каждым телом на земле.
Ни в одном не теплилось ни искры жизни. В разбитом горшке оставалось несколько горстей сухого овса, который он ссыпал в льняную тряпицу, завязал ее и подвесил к поясу. Дальше в самой середине погибшего селения он нашел окорок, обуглившийся с одного бока, отрезал ножом пару ломтей и быстро съел их.
Взглянув влево, он увидел в дверях хижины двух мертвых детей. Они крепко обнимали друг друга, их мертвые глаза смотрели на него. Он отвел свои.
Это была война. Не золотая слава молодых людей в сверкающих доспехах, высекающих свои имена на плоти истории. Не гомеровская доблесть героев, изменяющих лик мира. Нет. Просто жуткая застылость, неизбывная тишина и невероятное зло, оставляющее позади себя трупы убитых детей.
Отрезав от окорока несколько больших кусков, он бросил несъедобные остатки и вышел из деревни, продолжая путь на запад. Поднявшись на пригорок, он оглянулся. Прокравшаяся на деревенскую площадь лисица теребила мертвое тело. Кружащие вороны спускались все ниже…
Что-то шевельнулось в кустах справа. Галеад обернулся, выхватывая меч. Раздался детский крик, и рыцарь бросил оружие на землю.
– Не бойся, маленькая, – сказал он ласково, когда девчушка спрятала лицо в ладонях. Он нагнулся, вытащил ее из куста и прижал к груди. – С тобой не случится ничего плохого.