Последний наказ
Шрифт:
Князь остро взглянул в глаза витязя, и по спине Ратибора пробежала холодная ящерка. Вот как, значит…
— Вот так, значит — будто прочёл его мысли князь — Вот оттого князь Юрий и сбирает ратных людей со всех городов да весей. Батыга взял Нузлу, и разъезды его уж с нашими сшибались под Пронском. Князь Юрий хочет в поле выйти, встретить Батыгу и отбить.
Вот теперь холодная ящерка забегала вдоль хребта туда-сюда.
— Этого нельзя делать, княже!
— Вот
— Этого нельзя делать! — Ратибор упрямо тряхнул патлами — В поле татары перемогут нас числом, и всех побьют, всех до единого! Вспомни-ко Калку! И кто тогда встанет на стены рязанские? Надобно всех ратных, сколько есть, стянуть в Рязань да поставить на стены… Выслушай, княже… Ведь на стене один воин за четверых идёт… Всех ратных надобно на стены поставить, да разделить наполовину — покуда одни бьются, другие отдыхают. Иначе изнемогут ратники, и стены не спасут тогда!
— Верно мыслишь — криво усмехнулся князь — Быть тебе великим воеводой. То всё про Рязань. Ладно, Рязань отобьётся. А другие? А Пронск, а Белгород, Ожск со Свирельском, а Переяславль-Рязанский? А наш Ижеславль как? А веси бессчётные? Что будет с землёй рязанской, ты подумал? Много ли народу успеет укрыться за стенами рязанскими, и сколько не успеет?
Ратибор угрюмо замолк.
— Вот ты спрашивал — что будет с народом? Князь Юрий в ответе за всю землю рязанскую. Не хочет он допустить всеобщего разорения. И не тебе решать, как и где биться. И не мне даже. Как решит, так и будет. В поле так в поле.
Ратибор молчал, глядя на колеблющееся пламя множества свечей. Свечки, поставленные слишком густо, плавили друг друга, и перед глазами витязя вдруг встало жуткое видение горящего города.
— В общем, так — подвёл итог беседе князь — Мой последний наказ ты слышал. И слово моё, что покуда жив, твои домочадцы нужды знать не будут. Ну а ежели не устоим, ежели убьют меня… Не серчай тогда.
— Мёртвые сраму не имут, княже.
Князь пронзительно смотрел своему витязю в глаза.
— Не про тебя это, Вышатич. Заклинаю тебя и молю — сбереги мою Ладушку. Живой ли, мёртвый — сбереги. Ничего боле не прикажу тебе!
Ратибор снова тряхнул длинными волосами. Встал.
— Дозволь собираться, княже, время не терпит.
Князь тоже встал. Подкинул на ладони тяжёлый, длинный, как чулок, до отказа набитый кожаный кошель, кинул Ратибору — тот поймал на лету.
— Сто гривен тут. Это тебе на дорогу. Иди. Бери коней любых, ключников буди сейчас. Чуть кто чего не отыщет — бей в зубы, по княжьему слову. Я потом добавлю.
…
Копыта коней месили снег, и с мутного неба сыпались густые мелкие хлопья, неприятно лепившиеся на лицо. Видно было от силы на пятнадцать шагов. Всё исчезало в белёсой мути, и оттого казалось, что маленький отряд движется в каком-то нереальном, потустороннем мире, где нет ничего, кроме вот этой белёсой бесконечности и бесконечного же снега… И только время от времени из этой белёсой круговерти то справа, то слева выплывала угрожающе-тёмная масса ельника или призрачно-серая опушка березняка, вплотную подступавшего к дороге, и снова исчезала в снежной круговерти.
Ратибор покосился на княгиню. Молодая женщина вела себя вполне достойно — не всхлипывала, не куксилась. Сидела прямо, мерно покачиваясь в такт конской рыси, и смотрела вперёд огромными сухими глазами, и только на дне этих глаз стыла осенней тёмной водой тревога.
— Не озябла?
Женщина бледно улыбнулась.
— Хороша больно погодка. Радует сердце, к прочему всему.
Витязь скупо улыбнулся в ответ.
— Отличная, госпожа моя. Мы никого не видим, нас никто не видит. В такую погоду никто никому жить не мешает, княгиня.
Сказал, и сам удивился. Может, однако!
— Ты уж философии греческой не учён ли, Ратибор Вышатич? — заметно развеселилась княгиня, и стылая тревога-кручина на время ушла из её глаз.
— Это как из лука на скаку бить, что ли? — недоумённо спросил Ратибор.
— Ну не совсем так — окончательно развеселилась княгиня — Но близко.
Ратибор про себя усмехнулся. Вообще-то он знал, что такое философия. Батюшка Варсонофий, накушавшись мёду либо браги, любил поучать паству цитатами из Библии и других греческих книг, и при этом вздевал палец к небу: "сие есьм философия, наука о премудростях всяческих". Но сейчас важно отвлечь молодую женщину от тяжких дум.
И вообще, сейчас умение бить на скаку из тяжёлого, в рост человека, русского лука куда важнее всех и всяческих премудростей.
…
— Рано вы, господа ижеславцы. Мы вас к завтрему ждали, не раньше. А где сам князь?
— Князь Владислав с остатней ратью и будет завтра, господине.
— Велика ли рать?
— Двести двадцать человек, к этим полуста. Все, способные держать оружие.
— И то хлеб.
Князь Олег Красный, брат князя Олега, принимавший отряд на постой, был хмур и взвинчен. По всему терему слышался гомон, туда-сюда сновали какие-то бабы и девки, таща в охапках тёплую лопотину и прочее, размашисто проходили окольчуженные ратники. Пламя свечей и масляных ламп металось от движения воздуха, освещая всё происходящее неверным трепещущим светом. Ржали во дворе кони, кто-то зычно бранился.
— Содом, не иначе — перехватил взгляд витязя князь Олег — У нас на Руси без этого никак. Ладно, сейчас разместят вас где-нито. И каша с мясом найдётся, я распоряжусь. Отдыхайте. Посольство утром выедет, до свету, тебя разбудят. Княгиню Ладу в светёлку к моей… хотя спят уж…