Последний наказ
Шрифт:
— В чём же?
— Плохо подумала про тебя. Подумала, что храбрый ты только, ежели выхода нет, а так… Бабой прикрылся, бежишь от ворогов, в чужую землю убежать готов, только бы шкуру спасти…
Витязь помолчал.
— Так и опять права ты. Храбрый я, коли больше никак иначе нельзя. Вот, к примеру, татар со спины бить куда сподручней. А уж ежели не выходит со спины — тогда в лоб…
Она засмеялась, и спустя пару секунд витязь с изумлением обнаружил,
— А вот насчёт помирать тут — это ты не права. Не для того столько пережили. Жить будешь!
…
— Да ты… Да кто ж сейчас дома-то в Новгороде покупает, Ратибор Вышатич?! Разве совсем полоумные…
Ждан Борисыч, торговый агент князя Ижеславского, смотрел на Ратибора во все глаза, явно прикидывая, насколько сильно повредился умом от пережитого вятший витязь…
— Вот я и куплю — Ратибор ухмыльнулся — Тебе-то уж должно быть известно, как всякому купчине: бери воду при потопе, а огонь при пожаре. Дешевле выйдет. Так что, поищем терем?
— Ну пойдём — купец тяжко вздохнул — Твои деньги-то…
…
— Сорок гривен последняя цена! Ты смотри, хоромы-то какие! — новгородский боярин, из мелкопоместных, обвёл рукой постройки. Действительно, терем был хоть куда — узорчатые, раскрашенные кровли, резное крыльцо, венецианские стёкла в свинцовых оконных переплётах, и вообще — полная чаша… За триста гривен в мирное время не купить такие хоромы.
— Двадцать четыре последняя цена. Дал бы и сорок, боярин, не жалко. Только нету у меня — Ратибор смотрел так честно, что сомневаться в его словах было невозможно.
— Да ты… Да где это слыхано — двадцать четыре!.. Это же не изба курная, дворец!
— Эх, боярин… Сейчас что изба, что дворец — всё одно дрова. Сгорят, и как и не было ничего…
Боярин засопел носом.
— Чего ж берёшь, коли дрова?
— Тебе одному скажу по секрету… — витязь доверительно понизил голос — Княгиня Ижеславская, моя госпожа, переживает сильно. Одна осталась… Да каково ей ещё и в чужом дому, в углу тёмном… Упёрлась, не поеду дальше, и всё тут. Вот и хочу я скрасить ей остатние дни. Пусть хоть сколько-то поживёт, как привыкла.
Боярин пожевал губами, размышляя.
— Ну, на нет и суда нет. — Ратибор огорчённо поднялся — Пойдём, Ждан Борисыч, чего ещё поищем…
— А, забирай за двадцать четыре! — боярин тоже поднялся — Всё одно пропадать добру… Токмо серебро сейчас же чтобы! В обед уезжаю!
— Так с собой у нас! — витязь повеселел — Пойдём сейчас к посаднику, всё оформим, как надо, и серебро тебе прямо в руки…
…
— … Что скажете? Говори ты, храбрый Джебе!
В огромном шатре Повелителя Вселенной, несмотря на размеры, было душно — пахло ладаном, мускусом, горелым салом… В воздухе плавал сизый дым от чада свечей и сальных плошек, расставленных повсюду. Глухонемые слуги бесшумно скользили, обслуживая Повелителя Вселенной и его гостей. Шёл военный совет.
— Наступать надо немедленно, мой Повелитель! — названный Джебе сверкал глазами — Каждый день позволяет урусам накапливать силы, собирать воинов и укреплять стены Ноугорода. Идёт весна, дороги тают… Немедленно брать Ноугород!
— Я слышал и понял, мой храбрый Джебе — отозвался Бату-хан — Что скажешь ты, могучий Бурундай?
Сухощавый, темнолицый Бурундай помедлил, обдумывая слова. В шатре Повелителя Вселенной каждое слово стоит очень дорого…
— Опасно, мой Повелитель. Ноугород мы возьмём, но вот обратно… Обратно придётся плыть на урусских лодках, не иначе. Но с другой стороны — это же несметные богатства! Я бы рискнул…
— Я слышал и понял тебя — наклонил голову Бату-хан — Ну, а что скажешь ты, мой верный Сыбудай, хитрый, как тысяча лисиц?
Старый монгол, с рожей, не мытой от рождения, неторопливо прихлёбывал китайский зелёный чай и морщился. Он начинал ещё с самим Чингис-ханом, и авторитет его у Бату-хана был огромен.
— Я всегда желал тебе добра, и только добра, мой Бату…
Бату-хан чуть заметно поморщился. Любому другому такое обращение стоило бы ох как дорого… Но Сыбудаю порой прощалось и большее.
— Как ловят обезьян китайские горные охотники? Они насыпают в тыкву сладкий изюм, обезьяна находит тыкву, суёт туда лапу… Всё. Лапа, сжатая в кулак, обратно не лезет, а бросить изюм обезьяна уже не в силах. Даже когда видит охотника, приближающегося к ней.
Старый монгол снова отхлебнул из пиалы.
— Так вот. Ноугород — это тыква, полная изюма. Но разве мы обезьяны?
— Я слышал и понял тебя, мой Сыбудай.
Бату-хан протянул руку и ударил в большой гонг. У входа возникли ханские нукеры.
— Объявите всем мою волю! Мы возвращаемся домой!
…
Яркое весеннее солнце било в разноцветные венецианские стёкла, и от этого вся горница казалась необыкновенно нарядной, праздничной какой-то.
Ратибор ещё раз оглядел снаряжение, разложенное на столе. Вроде всё…
Он взял тяжёлый лук, сработанный знаменитым мастером Лесиной, согнул, уперев в пол. Лук сохранил всю свою могучую силу. Оставалось только натянуть тетиву. Тетиву тоже возьмём новую, и ещё одну в запас… Нет, две в запас…
— Готовишься, Вышатич? — княгиня Лада сидела у окна, но в окно не смотрела — смотрела на Ратибора.
— Готовлюсь — серьёзно ответил витязь, пробуя натянутую тетиву. Да, эта не подведёт…