Последний негодник
Шрифт:
Он не первый мужчина, который ринулся слепо в брак, не задумываясь, во что ввязывается. Это скорее, как лаконично определил Дейн, похоже на то, как открываешь дверь в темноте. Уж Дейн-то точно знал. Он сам когда-то входил в такую же дверь.
И поскольку сам там побывал, Дейн без зазрения совести смеялся над ошибками друга, его поражениями и проигрышами, и чуть ли не называл его «великим кретином» и другими подобными ласковыми прозвищами. Дейн был безжалостен, но с другой стороны, они всегда относились друг к другу беспощадно. Всегда
И поскольку все было как всегда, то Вира вскорости отпустило напряжение. И если тревога не исчезла навсегда, то он ее позабыл на время, пока сидел в столовой и вел дружескую беседу.
Все это так напоминало старые денечки, что Вира можно было извинить за то, что он упустил из виду: те времена миновали. Ему было невдомек, что за полгода супружеской жизни, Дейн пришел к тому, что стал лучше понимать себя, и без труда применял эти отточенные знания во всяком другом месте.
В результате Лорда Вельзевула одолевало страстное желание взять Вира за грудки и бить головой об стену. Он устоял перед соблазном, хотя позже заявил жене следующее.
– У него есть Лидия, – сказал Дейн. – Вот пусть она теперь делает это.
– О, Лиззи, мне так жаль, – простонала Эмили.
– Тебе не за что извиняться, – поспешно заверяла Элизабет, промокая лоб сестры прохладной салфеткой. – Будь это что похуже расстройства живота, тогда тебе пришлось бы извиняться, потому что я напугалась бы до смерти. Но я не боюсь обычной рвоты, пусть и чрезмерной.
– Я слишком много съела.
– Ты долго ждала, когда наступит следующее время для еды, а пища была плохо приготовлена. Меня и саму тошнило, но, видать, мой желудок крепче твоего.
– Мы ее пропустили, – посетовала Эмили. – Мы пропустили свадьбу.
Так и было. Наступил уже вечер четверга. Они занимали спальню на постоялом дворе около Эйлсбери, за много миль от их истинной цели. Они смогли бы добраться до Липхука и вовремя успеть на свадьбу, не стань Эмили весьма плохо через полтора часа после совершенной наспех трапезы в середине дня в среду. Они вынуждены были высадиться на следующей остановке. Эмили так заболела и ослабла, что гостиничному слуге пришлось отнести ее в спальню.
Они путешествовали как гувернантка и ее подопечная. Элизабет нарядилась в одно из своих старых траурных платьев, поскольку черный цвет делал ее старше. Она ко всему прочему «одолжила» очки для чтения, обнаруженные в библиотеке Блэксли. Приходилось смотреть поверх очков, поскольку в них она ничего не могла разглядеть, но, по заверению Эмили, они придавали ей исключительно суровый вид.
– Перестань переживать о свадьбе, – увещевала Элизабет. – Ты же не нарочно заболела.
– Тебе следовало поехать без меня.
– Ты, должно быть, в бреду говоришь такое. Мы вместеэто затеяли, леди Эм. Мэллори держатся друг друга. – Элизабет взбила сестре подушки. – Скоро принесут бульон и чай. Ты должна сосредоточиться на том, чтобы набраться сил. Потому что, как только ты придешь в себя, мы отправимся дальше.
– Только не в Блэксли, – мотая головой, заявила Эмили. – Мы не вернемся до тех пор, пока не проясним свое отношение. Он должен знать. Что мы старались.
– Мы можем написать письмо.
– Он письма никогда не читает.
Слуги Лонглендза время от времени общались с теми, кто служил в Эйнсвуд-Хаузе, а экономка Лонглендза писала каждые три месяца леди Элизабет и Эмили. Следовательно, девушки были осведомлены, что герцог полтора года не вскрывал личную переписку. В Лонглензе с деловой перепиской его светлости имел дело управляющий. В Эйнсвуд-Хаузе та же обязанность возлагалась на дворецкого Хаула.
– Мы можем написать ей, – предложила Элизабет. – А она может сказать ему.
– Ты уверена, что они женаты? Новости разносятся быстро, но не всегда точны. Может, она выиграла гонку, и он постарается еще что-нибудь придумать.
– Об этом напишут в завтрашних газетах, – сообразила Элизабет. – Тогда мы решим, что делать.
– Я не собираюсь возвращаться в Блэксли, – твердо заявила Эмили. – Никогда не прощу их. Никогда.
Раздался стук в дверь.
– Принесли твой обед, – произнесла Элизабет, поднимаясь со стула. – Как нельзя вовремя. Может, твое настроение улучшится, когда что-нибудь будет в твоем желудке.
Хотя Лидия и Эйнсвуд появились в Эйнсвуд-Хаузе очень поздно в четверг, все домочадцы их ждали.
К тому моменту, когда экономка освободила Лидию от верхнего одеяния, остальные слуги выстроились внизу в холле и стояли – все внимание, или изображая таковое.
Лидия понимала, что чувствовал Веллингтон перед Ватерлоо, обозревая свою «покрытую позором армию» – потрепанный сброд, с которым ему предстояло одолеть Наполеона.
Она заметила помятые фартуки и пятна на ливреях, неровно сидевшие чепцы и парики, кое-как выбритые подбородки и большое разнообразие выражений на лицах – от ужаса до презрения, от смущения до отчаяния.
Тем не менее, она проглотила замечания и сосредоточилась на том, чтобы запомнить имена и положение каждого. В отличие от Веллингтона, у нее имелась впереди целая жизнь, чтобы сотворить удовлетворительное домашнее войско из этого павшего духом сборища.
Что же касается впечатления от дома в целом: даже при беглом взгляде она поняла, что он пребывал в еще более жалком состоянии, чем прислуга.
Ничего удивительного. Эйнсвуд редко проводил много времени в резиденции и, по примеру большинства собратьев по полу, ему недоставало способностей воспрепятствовать запустению, грязи и беспорядку.