Последний оборотень. Сердце из камня
Шрифт:
— То есть… Рик?
— Верно, — кивнул призрак. — Меня убил демон.
— Но… — теперь оборотень испугалась, но не призрака, а того живого существа, которое сделало с её названным братом вот это, — зачем?
— Он решил, что это будет дополнительным стимулом тебе выполнить пророчество, чтобы, как минимум, помешать жить вампирам так, как им хочется. Это ведь того вампира Марка обвинили в убийстве. Да и духам потом не было бы хуже, если бы ты его убила после того, как вернёшься в наш мир.
— Но… почему тебя?
— Похоже, я, по мнению Рика,
Эти слова выведи девушку из себя.
— Как ты моешь так говорить?! Ты же оборотень! И мог жить ещё сотни лет!
— Не мог, — покачал головой Шекспир. — Я был бы лишним и среди зверей, и среди мифов. Я превращался очень медленно, а в форме зверя был очень слаб. Меня бы могли прикончить даже бродячие собаки. Так что эта смерть была лёгкой. Я только помню, что было немного больно и жарко, но потом так легко и спокойно. Не жарко, и не холодно, ничего не хочется. Так даже к лучшему. И не мсти Рику, пожалуйста, я его уже простил.
— То есть…- девушка вытерла слёзы, который невольно покатились по щекам во время монолога убитого. — Тебе нравится быть призраком?
— Нет, — Шекспир тяжело вздохнул. — Со дня моей смерти воспоминания крутятся в голове, как живые. Только подумаю о чём-то и сразу ощущаю все эмоции. Знаешь, как говорят, душа болит. Ну, а раз я и есть душа, то болит всё тело. Я хочу это быстрее закончить.
— Но тогда почему ты здесь? Пришёл попрощаться?
— В каком-то смысле да. Раф мне объяснил, что за некоторое время до смерти душу буквально выбрасывает из тела. Можно назвать это рефлексом. Тот мирок, что мы создаём внутри нас самих и который ангелы называют душой, превращается в некое подобие своего тела, когда попадет на воздух. По крайней мере, так у людей и животных. У мифов это немножко по-другому. Душа становится тем, чем ты себя считал при жизни. Я хотел быть человеком и чувствовал себя им. Поэтому я сейчас в своей человеческой форме. Дальше, если тело ещё цело, душа может выбрать: остаться ли в таком больном и искалеченном теле и пожить ещё или уйти и переродить.
— Но твоё тело сгорело, к тому же оно ведь не было уже пригодно для жизни, — напомнила Анфа.
— Тогда есть другая цель. Исполнить то, что я больше всего хотел при жизни. Ну, как говориться, чтобы совесть не мучала. Я сначала не мог понять, что я должен сделать, но потом я понял, что всегда хотел доказать, что и полукровка может быть полезен, так что разузнал у учёных всё, что ты хотела. Там ангел только один, так что я просто проник туда, пока его не было, а потом просто в течение нескольких дней сидел в шкафу и слушал. Ты чего, сестрёнка?
По щеке сестрёнки снова катилась слеза, но она улыбалась.
— Ты ведь знаешь, что я никогда не считала себя бесполезным. Но… спасибо, братик.
— Ну-ну, я не для того пришёл, чтобы на твои слёзы смотреть, — Шекспир добродушно улыбнулся. — Я хотел тебе всё объяснить, а потом показать, как быстрее избавиться
— Хорошо. Так что мне делать?
— Можешь превращаться в птицу и вылететь в город. Мне нужно кое-что тебя показать. Я тебя догоню.
— Хорошо, — оборотень кивнула и стрижём взвилась в небо.
Она почти вылетела за черту города, когда её нагнал Шекспир.
— Ты же говорил, что после смерти стал почти что человеком.
— Но и оборотнем я не перестал быть, хотя, у меня такое ощущение, что на превращение уходит ещё больше времени, так что там я это делать больше не буду. Хорошо?
— Конечно, главное, чтобы ты был рядом.
— Я рад, что ты это сказала, хоть и после моей смерти.
— Ну, что теперь? — Анфа превратилась в человека возле уже отключенного барьера на земле демонов.
— Посмотри на землю, — на плечо девушки сел Шекспир. Она почувствовала прикосновение птичьих лап, но не так чётка, как от живой птицы.
– Что это за кристаллы?
На вулканических камнях была проложена дорожка из прозрачных чуть святящихся в темноте кристаллов.
— Можно сказать, что это философские камни, — заявил призрак. — Но в отличие от твоего, они мёртвые, просто камни, которые при определённых условиях делают пространство нестабильным, сгущают или наоборот расширяют его. Ладно, не бери в голову. Этого я от учёных наслушался.
— Так что с ними делать?
— Просто перенеси телекинезом их туда, где был проход в наш мир.
— То есть…
— Соедини два барьера, так духи смогут сами выбрать, когда открывать проход.
— Неужели они сами этого сделать не могли, — Анфа пожала плечами, но попыталась поднять в воздух эту кристаллическую цепочку.
— Могут, но духи слишком щепетильно, как я понял, относятся к указаниям из древности.
— Кстати, забыла спросить, а почему учёные врали, что не расшифровали тексты?
— Они не тексты расшифровывали, — покачал головой Шекспир, — последний месяц они искали способ изучить живой философский камень и пустить его на что-то более важное, по их мнению.
— Что например?
— Не знаю, но они бы совершенно точно сделали бы тебя подопытной во имя науки.
— Спасибо, что предупредил, — Анфа улыбнулась. — Я как знала, что они темнят.
— А я знал, что помогу тебе этим.
— Всё? — оборотень закончила переносить на другой берег эту цепочку телекинезом. — А она точно вся перенеслась?
— Точно, она сделана неразрывно, так что волноваться не о чем. Теперь… — призрак почему-то замолчал.
— Что?
— Возвращаемся в замок, — почему-то грустно и даже виновато произнёс Шекспир. — Там должно исполниться пророчество.
— Стоп! — послышалось из-за спины Анфы. — Чем это вы тут занимаетесь?!
Оборотень обернулась. За ней стояли два вооружённых демона, явно не собирающихся её отпускать.
— Быстрее вниз к реке! — скомандовал призрак.
Анфа послушалась и, петляя между камней, сумела оторваться от демонов-охранников.