Последний отпуск
Шрифт:
— Действительно! — поддержал его я. — Мне он сразу очень понравился. Мои предки тоже были рыцарями.
— Это, кстати, чувствуется, — заметил Бартоломеас. — Есть в вас что-то такое рыцарское, благородное. Это не уходит. Поколения сменяются, а благородство остается.
Я был поражен проницательностью Бартоломеаса.
— Вы сказали, этот меч — семейная реликвия? А что за история с ним связана? Он принадлежал кому-то из ваших предков?
— Так я вам уже рассказывал. Это тот самый меч, которым зарубили последнего владельца замка.
— Да, — сказал
— Они и сейчас лучше не стали, — проворчал Мартин.
— И не говори! — подхватил господин Гмейнедер. — Гляньте только, что в мире творится!
Разговор перешел на международную политику. Я еще раз убедился в разумности и остроумии хозяина гостиницы. Говорил в основном он, Мартин молча кивал и поддакивал, а я время от времени вставлял свои замечания, которые, впрочем, нисколько не противоречили тому, что говорил мой собеседник.
Так мы проговорили до вечера.
Дождь закончился и я решил прогуляться перед сном.
Выйдя на улицу, я дошел до могильного камня и приподнял ветки, загораживавшие замок. В свете полной луны он смотрелся особенно таинственно и величественно. Вдруг мне показалось, что в окне замка маячит какой-то огонек. Я всматривался в темноту, но не мог понять, что это могло бы быть.
Позади меня послышались шаги. Обернувшись, я увидел хозяина гостиницы.
— Что это? — спросил я, показывая на свет в замке.
Господин Гмейнедер внимательно присмотрелся, пожал плечами и задумчиво произнес:
— Люди говорят, что владелец замка до сих пор ходит там по ночам.
— И вы верите в это?
Он снова пожал плечами.
— Прожив всю жизнь тут, и не в такое можно поверить. Проклятое место. Страшная смерть у него была, вот он и не может упокоиться с миром.
— Ерунда, — отмахнулся я. — Привидений не бывает. Это определенно человек.
— Нет. Точно не человек. В такое даже я не поверю. В замок пройти невозможно — болото. Да и нечего там ночью делать, — Бартоломеас зябко поежился. — Пойду, пожалуй. Холодновато стало.
Он пошел в дом, а я еще немного постоял у могилы, глядя на мерцание таинственного огонька в окне замка. В какой-то момент мне даже показалось, что в окне промелькнула тень человека. Однако через несколько минут свет потух, и смотреть стало не на что.
Стало совсем темно. Луна едва пробивалась сквозь ветви деревьев. Где-то рядом ухнул филин.
Я уже собрался было вернуться в гостиницу, как вдруг что-то холодное прикоснулось к моей руке. Запахло свежевскопанной землей, болотной тиной и еще чем-то затхлым и неприятным. Мне трудно описать, что я при этом почувствовал. Вряд ли это был страх — трусом я никогда не был. Какое-то мистическое оцепенение. Мне едва хватило сил, чтобы повернуть голову. Самым страшным было то, что я прекрасно знал, что увижу.
И я не ошибся. Меня держала за руку именно она — та женщина, которую я видел в темноте за окном. Та же бледность, длинные плохо расчесанные волосы, тонкая, еле заметная полоска губ, а главное — тот же бесконечно печальный взгляд, который так потряс меня еще вчера.
Она была удивительно красива. Накануне через стекло окна я почти не видел ее лицо. Теперь, при лунном свете, я смог рассмотреть его как следует. Такого прекрасного лица с такими правильными чертами я еще никогда не видел. Только едва заметная родинка на щеке нарушала гармонию, лишая лицо идеальности, но придавая ему очаровательную неповторимость.
И эта самая прекрасная в мире женщина держала меня за руку. Причем довольно крепко. Конечно, я мог бы вырваться и уйти в гостиницу, но ее полные мольбы глаза не дали мне этого сделать.
«Останься, не уходи!» — эти ее слова я не услышал, а, скорее, прочитал у нее по губам.
С трудом переступая одеревеневшими ногами, я пошел за ней. Она влекла меня через заросли к какой-то полуразвалившейся служебной постройке, темневшей за кустами. Мы шли все быстрее и быстрее, под конец перейдя на бег. Я еле поспевал за ней, но замедлить шаг не мог, поскольку она не выпускала мою руку. Удивительно, что я себе ничего не сломал по пути, ведь я вообще не глядел под ноги. Да и не увидел бы ничего в такой темноте. Однако оступился я всего один раз — когда мы уже входили во тьму сарая, я запнулся о порог. Но моя спутница не дала упасть, схватив меня за плечо. У нее были очень крепкие руки.
В сарае я уже совсем ничего не мог разглядеть. Даже тусклая луна, едва освещавшая улицу, не проникала сюда своими лучами.
Только едва различимый шепот: «Помоги мне! Там так холодно и одиноко!».
Холодные прикосновения ее рук у меня на груди.
Запах земли и болотной тины.
Когда, проснувшись утром, я вышел из гостиницы на улицу, солнце уже ярко светило, играя лучами в каплях росы. Стрекотание кузнечиков на полянке у могильного камня перебивало только позвякивание в ресторане. Бартоломеас Гмейнедер суетился за стойкой, развешивая над ней бокалы.
— Доброе утро, молодой человек! — воскликнул он. — Хорошо ли вам спалось?
Это действительно доброе, солнечное утро так контрастировало со вчерашним мрачным вечером, что все случившееся всего лишь несколько часов назад казалось нелепым сном или видением. Но, мне казалось, что даже после душа у меня все пахнет тиной и свежевскопанной землей. Нет, все, случившееся накануне вечером, было слишком реально для сна.
— Послушайте, Бартоломеас, — сказал я, подсаживаясь к стойке, — вы не знаете, что за бледная девушка ходит во дворе по ночам?
Бартоломеас отставил стакан и с удивлением на меня посмотрел.
— Бледная девушка? — переспросил он. — Блондинка с длинными волосами, невысокого роста и с родинкой на левой щеке?
Я кивнул.
— Тогда все ясно. Это наверняка она. Эльза.
— Эльза?
— Ну, я вчера про нее рассказывал. Это та самая дочь моего предка, которую совратил последний владелец замка.
Я не сразу собрался с мыслями. В голове и так слегка шумело после вчерашнего, а слова хозяина гостиницы просто встали мне поперек извилин.