Последний пир
Шрифт:
— Вылитый ты!
— Да нет, больше похож на мать.
Жером покачал головой.
— Нет, выражение лица твое! И вообще он похож на тебя!
Сержант переводил взгляд с Жерома на меня и наверняка гадал, как встретили нас его драгуны — с должным почтением или нет. Я поблагодарил его за помощь, и он, отдав честь, с готовностью удалился.
— Какой ты теперь важный, — сказал я.
Мой школьный друг ухмыльнулся и пожал плечами.
— Мне доверены ключи от кладовки с медом, и только я имею право открывать горшки. Исключительно в интересах его величества, разумеется. Франции нужны
Я покачал головой.
— Я думал, король раздает их в качестве поощрения.
— Сперва за поощрение надо заплатить.
— Королю?
— Его величеству, разумеется. Секретарю. Верховному распорядителю королевского двора. Мне… Наверное, есть и другие, все зависит от должности. Ты с какой целью приехал?
— Да просто так… Виржини предложила.
Его лицо напряглось, и я понял, что слухи о горе, болезни или безумии моей жены дошли и до Жерома.
— Давайте я покажу вам дворец. Что бы вы хотели увидеть?
— Львов, — громко заявил Лоран. — Я хочу львов!
Манон села рядом с ним на корточки и что-то тихо произнесла. Когда она встала, Лоран с серьезным видом кусал нижнюю губу. Повернувшись к Жерому, он низко поклонился и вежливо сказал:
— Если вас не затруднит, покажите, пожалуйста, львов.
По тому, как старательно сын произнес эти слова, я понял, что он повторяет за Манон.
Жером ответил поклоном.
Две проходившие мимо женщины обернулись посмотреть, с чего это управляющий королевского двора кланяется мальчишке. Одна с трудом сдержала смешок, а вторая улыбнулась, поймала мой взгляд и вновь одарила меня улыбкой, но уже совсем иной. Она проплыла мимо — как корабль от сильного ветра проплывает мимо пристани, — и стала ждать, когда Жером нас представит.
Я поклонился, она присела в реверансе.
— Львы, — твердо проговорил Жером, — мы идем смотреть львов.
Если дворец был людским зоопарком, то Версальский зверинец был городом для животных; в него вели огромные ворота, а дорожки лучами расходились от центрального двухэтажного павильона. Дома для зверей представляли собой кирпичные вольеры: с трех сторон сплошные стены, а с одной, выходящей на павильон, — железные прутья. Для волков здесь разбили лесные угодья, страусов разместили в вольере с голой землей. Во многих клетках содержались экзотические птицы с подрезанными крыльями.
— Только не говори…
— Что?
Я взглянул на Жерома, который едва ли не с грустью разглядывал полянку с усталыми фламинго. Ответить он не успел: к нам подошел сторож в парадной форме. Завидев Жерома, он низко поклонился.
— Милорд, я понятия не имел, что вы к нам зайдете.
— Мы пришли взглянуть на львов. Верней, не мы, а он. — Жером взъерошил волосы Лорана — вообще-то мой сын терпеть этого не мог, но сейчас заулыбался.
— Да-да, конечно.
Нас провели сквозь толпу придворных, наблюдающих за купанием слона. Все они низко поклонились Жерому — и мне. Видимо, дружба с Жеромом здесь много значила. Последнее время я все чаще видел этот танец вежливости и обмана: поклоны, реверансы и слова, единственная цель которых — уйти от прямого ответа и скрыть ложь. Не подумав, я сказал об этом Жерому, поскольку в академии привык делиться с ним любыми соображениями. Он остановился.
— Послушай меня, деревенская мышка, — сказал он, — тебе следует бояться городских котов.
Я покраснел, потому что в его словах была доля истины. Жизнь в замке д’Ому разнежила меня, я перестал выносить толпу, шум, толкотню, вонь… Жером всего этого уже не замечал.
— Ха, думаешь, тут воняет? Подожди, мы еще не были во дворце. По сравнению с духом, который стоит в коридорах, здесь у нас просто весенний сад. Чтобы не выходить на улицу под дождь, мужчины мочатся прямо на стены, женщины — в шкафах. А собачки, эти бесконечные крошечные собачки гадят всюду. — Он заметил на моем лице брезгливое выражение и улыбнулся. — Позже сам все увидишь.
Лорану очень понравились львы. Как я и думал.
У его величества было пять львов — крупнейшая коллекция в Европе. Величественный самец праздно возлежал посреди вольера, а вокруг медленно ходили его жены, время от времени рыча и скаля зубы друг на друга. Львят пока не было, но смотритель не терял надежды. После львов Лорану показали носорога и муравьеда. Последнего из львов Людовику подарил алжирский бей, носорога — какой-то африканский царь. Волки приехали из России, но были уже праправнуками первых.
— А здесь у нас тигры, — сказал смотритель.
По его тону я понял, что с тиграми не все ладно. Жером, разумеется, ничего не заметил. Он всегда обладал даром не обращать внимания на неприятное, пока оно не оказывалось прямо у него под носом. Завидный талант для человека, живущего в Версале. Заглянув в вольер, Лоран наморщил носик и робко посмотрел на нас.
— Что случилось?
Огромная тигрица лежала в углу и облизывала переднюю лапу, изъязвленную почти до кости. Рядом в соломе возился уже довольно крупный тигренок: в конце концов он врезался в миску с водой и опрокинул ее.
— Она умирает, — сказал смотритель.
У Лорана задрожала нижняя губа.
— Напрасно ты ему это показал! — рявкнул Жером. — Разве у нас нет зрелищ повеселее?
— Милорд… — Смотритель виновато поклонился, затем помедлил и все же рискнул задать вопрос: — Милорд, что мне с ней делать? — Он указал на больного зверя.
— Пусть умирает.
— Это может занять несколько месяцев, милорд. А сын дофина…
— При чем тут его высочество?
— Ему больно смотреть на страдания тигрицы, милорд. Он даже перестал к нам приходить…
Сын дофина был робкий мальчик семи или восьми лет, чувствительный и плаксивый. С ним стали носиться только потому, что его старший брат в прошлом году упал с лошади-качалки, заболел и умер. Хотя дофину было едва за тридцать, он уже страдал от чахотки. Внезапно юный Людовик оказался следующим по очереди наследником королевского престола, а до тех пор никто не обращал на него внимания.
Жером забеспокоился.
— А тигренок? — спросил я. — Что не так с тигренком?
— Это тигрица, и она слепа, милорд. Практически слепа. Она приехала к нам еще в утробе матери, и тяжелая поездка не прошла даром для обеих.