Последний платеж
Шрифт:
Эдмон улыбнулся:
— Спасибо, милая Гайде, за, вероятно, не очень заслуженный комплимент. Ведь мы довольно много играем в эту игру у себя на острове. И ты меня часто побиваешь.
— Вот именно, к сожалению, это случается, но этого не должно быть! Твой мозг неизмеримо сильнее и подвижнее в фехтовании мыслями. Небольшая практика с сильными шахматистами доставила бы тебе немало удовольствия и пользы. Я слышала, что где-то неподалеку от нашего отеля находится знаменитый парижский клуб шахматистов, который остроумцы-парижане так и именуют «Клуб мыслителей». Давай посетим как-нибудь
Оказалось, что под шутливым этим прозвищем слывет знаменитое кафе «Режанс» по соседству с Вандомской площадью и с французским Национальным театром, а также рядом с королевским дворцом, на площади Пале-Руайяль.
На следующий день чета наша отправилась завтракать в кафе «Режанс». И в самом деле почти за каждым из многочисленных столиков особой «игровой» его половины сидели погруженные в глубокое шахматное мышление энтузиасты-партнеры. И по целой толпе энтузиастов-наблюдателей теснилось у столиков наиболее сильных, как видно, игроков.
Возле одного из столиков полюбоваться незаурядной игрой остановились Гайде с Эдмоном.
Корректное, полушепотом, комментирование игры наблюдателями существовало и в этом храме Каиссы.
— Ах… — послышался вдруг чей-то досадливый, вполголоса вскрик рядом с ними.
— Не надо было ходить элефантом!
В этом чуть громче шепота возгласе было столько страстного, искреннего огорчения и возбужденности, что Эдмон и Гайде невольно вгляделись в соседа.
Это был довольно приятный на вид человек, живой, подвижный, правда, не суетливый, но энергичный в своих жестах и движениях. Он производил впечатление не просто «мыслителя», а и деятеля, непременно деятеля в какой-то конкретной и важной области, не только шахматной.
Он повторил совершенно тихо, едва слышно:
— А ведь, пожалуй, я не прав… Элефант вырывается на важный пункт… Как вредна поспешность суждений!
Эта реплика тоже могла лишь расположить в его пользу, он не боялся признать свою ошибку.
Гайде, однако, не плохо игравшая в шахматы, так же тихонько возразила приятному соседу по толпе:
— «Корню» или «элефант», как вы его называете, в самом деле пошел неудачно. Он погибнет через два-три хода!
«Корню» — название епископской митры, двурогой по форме и термин этот во Франции был равносилен английскому названию этой фигуры — «бишоп» (епископ). А «элефант» — это было греческое обозначение этой же фигуры, перешедшее и в русский язык, как «слон».
С чисто женским любопытством так же тихонько добавила к своему смелому утверждению о шахматном ходе Гайде вопрос:
— А почему вы по-гречески называете эту фигуру?
Эдмон улыбнулся, но слегка остерег шепотом свою подругу:
— Милая Гайде, как бы не запротестовали игроки.
Однако сосед поддержал Гайде:
— Месье, мы разговариваем очень тихо… И, во-первых, я должен поздравить вас с такой мудрой дочерью, а, во-вторых, сам задать вопрос: вы знаете греческий язык, мадемуазель?
Напор взволнованных, любопытствующих наблюдателей отодвинул всех троих Эдмона, Гайде и незнакомца подальше от столика с острой партией и дал возможность Гайде уже не шепотом, а погромче ответить:
— Я родом гречанка, а вы месье? — Не дав ему ответить, сразу же добавила. — Притом, я не мадемуазель, а мадам. И я не дочь, а жена моего спутника, месье…
Эти две фразы были произнесены с такой великолепной гордостью, что и Эдмон и незнакомец невольно расхохотались.
— Прошу прощения! — сделал галантный поклон незнакомец. — Я не хотел этим обидеть ни вас, мадам, ни вашего мужа… По совести, вы вряд ли против того, чтобы выглядеть его дочерью, а он — вряд ли против того, чтобы иметь такую молодую жену…
Снова произошел обмен негромким смехом, а незнакомец все же счел нужным ответить на вопрос Гайде:
— Вы спросили меня, откуда я знаю греческую терминологию… Извольте, мой отец был пять лет комендантом греческого острова Корфу, легендарной Керкиры Одиссея. Точнее начальником французского гарнизона на этом острове при Наполеоне. Я бывал у него еще мальчиком, конечно! Однако запомнил немало слов.
— А у меня были родственники на Корфу в ту пору, — сказала Гайде. — Они укрывались там под эгидой французов от турок. Как звали вашего отца, месье? Помню рассказы о благородстве французского коменданта Ле… Ле…?
— Отца моего звали Лессепс… — вновь с поклоном ответил собеседник, — Матье Лессепс, мадам… А меня зовут Фердинанд Лессепс, с вашего позволения мадам и месье…
Позволение назвать себя требовалось, ибо это обязывало и другую сторону сделать то же.
Отрекомендовавшись, Эдмон и Гайде продолжали беседу — непредвиденное знакомство началось.
Лессепс предложил Гайде сыграть партию в шахматы. Внеся наблюдателю маленький установленный взнос, Лессепс предложил Гайде выбрать сторону и занять игровые места. Эдмон стал в позицию наблюдателя, пока единственного. Но вскоре их тоже начали окружать любопытные: женщина, играющая в шахматы — было большим раритетом, и вдобавок, она то и дело задавала своему партнеру, а также и наблюдающим довольно трудные задачи.
После все-таки проигравшей Гайде, сел Эдмон и ему пришлось напрягать всю свою недюжинную находчивость, изобретательность, глубокомыслие, чтобы вывертываться из не менее находчивых и изобретательных ситуаций, предлагаемых господином Лессепсом.
Гайде не раз порывалась подсказать кое-что своему другу, но он сам ее останавливал:
— Милая Гайде, я играю с незаурядным противником, и мне доставит одинаковое удовольствие и выигрыш и проигрыш… В первом случае это будет означать, что я отплатил за тебя, а во втором — ты получишь, надеюсь, законную возможность отомстить и за меня и за себя.
— Боже мой! — вскинула Гайде вверх руки. — Понятие мести прокралось и в шахматы! Изгнать, изгнать его отсюда немедленно!
— Понятие изгнать нужно, — присоединился месье Лессепс. — Но понятие «реванша» изгнать невозможно. Это наизаконнейший термин всякой игры, мадам.
— О, если бы его применение ограничивалось только играми, — со вздохом уронила Гайде, украдкой взглянув на Эдмона.
Он, поглощенный ходом партий, не придал значения этой фразе, не счел ее относящейся к себе.