Последний расчет
Шрифт:
Старик на кровати спал беззвучно. Только грудь, которая поднималась и опускалась под серым шерстяным свитером, свидетельствовала о том, что он дышит. Гунарстранна бегло оглядел комод с закрытыми ящиками, полки прикроватной тумбочки. На комоде стоял старый переносной радиоприемник «Радионетте» с обломанной антенной. Блестящий шпенек был повернут под углом.
Гунарстранна еще раз оглядел спящего. Буэнг был худым, высоким, седовласым, с острым профилем; лицо морщинистое, нос прямой; подбородок длинный, заостренный; губы чувственные, но суровые.
Инспектор
По коридору не спеша шла женщина в длинной юбке, на плечах платок. На вид ей можно было дать пятьдесят с небольшим; Гунарстранна решил, что она не живет здесь, а работает. Она шла уверенно, как будто заходила сюда бесчисленное множество раз. Волосы у нее были рыжеватые, добрые глаза и приятная, чуть кривоватая улыбка.
– Я могу вам помочь?
– Буэнг, – сказал Гунарстранна.
– Его комната прямо за вами.
– Он спит, – пояснил Гунарстранна.
– Ага! – Женщина снова обаятельно улыбнулась. – Ясно.
Гунарстранна кивнул; на душе отчего-то потеплело. Незнакомка вызывала у него доверие.
– Подождите здесь, – велела женщина, похлопав его по плечу, и зашагала дальше. Зашла в кабинет в дальнем конце коридора. Скоро в комнате за спиной Гунарстранны послышался звонок. Спустя какое-то время звонок оборвался, и послышался хриплый мужской голос. Открылась дверь в конце коридора, и оттуда выглянула женщина в платке. – Стучите! – произнесла она одними губами и жестом изобразила стук в дверь.
Гунарстранна послушно исполнил ее приказ.
– Да? – спросил Буэнг, открывая дверь. Смотрел он дружелюбно и с некоторым любопытством.
Гунарстранна представился.
– Я полицейский, – добавил он.
– Правда? – спросил Буэнг. – Правда полицейский?
Гунарстранна заметил, что у Буэнга болезнь Паркинсона. Руки так дрожали, что он все время ударял пальцами в дверь, как будто барабанил какую-то мелодию.
Гунарстранна покосился на дверь кабинета – там стояла женщина в платке и широко улыбалась. Он глубоко вздохнул.
– Вы не хотите со мной прогуляться? – спросил он.
Женщина в платке подошла к ним и сказала:
– У Буэнга не очень крепкие ноги. Но у нас в саду очень хорошие скамейки.
Буэнгу еще удавалось передвигаться без посторонней помощи, хотя и очень медленно. Его руки и ноги непрестанно дрожали. Гунарстранна придержал для него парадную дверь. Они переглянулись. Буэнг поднял дрожащую руку.
– Трясучка проклятая, – пробормотал он и медленно, шаркая, вышел на солнце.
Сад был красивый, с высокой кипарисовой живой изгородью, дорожками, усыпанными гравием. Вдоль бордюра росли красивые, словно восковые, бегонии. Зато, мысленно отметил Гунарстранна, здешний садовник совершенно ничего не смыслит в розах. Посреди лужайки рос больной куст, на котором не было цветов. Между ветвями виднелся сильный, шипастый, светло-зеленый отросток, похожий на копье. Перед уродливым кустом стояла зеленая скамейка, вокруг которой скакали воробьи и подбирали с земли крошки печенья. Они сели. Для начала обсудили здешних сиделок и лекарства; разговор тек плавно. Буэнг насторожился, как только Гунарстранна произнес имя Хелене Локерт.
– Меня интересует ее дочь, – пояснил инспектор. – Катрине. Ее убили.
– Дочь, – задумчиво повторил Буэнг.
– Да, – кивнул Гунарстранна.
– Рождение уже не отменишь, – буркнул Буэнг и пробормотал: – Единственный сон, после которого просыпаешься и больше уже не засыпаешь.
Гунарстранна неуверенно хмыкнул в ответ, не зная, что отвечать.
– Говорите, она умерла? Значит, и дочка тоже… – проговорил старик.
Некоторое время оба молчали. Гунарстранне ужасно хотелось курить, но он стеснялся доставать свои сигареты.
– Мы с Хелене собирались пожениться, – продолжил наконец Буэнг. – Хотя из этого ничего не вышло.
– Да, – согласился инспектор.
Оба снова замолчали. Гунарстранна сунул руки в карманы и стал машинально нашаривать кисет, одновременно соображая, что делать дальше. На соседней скамейке сидели две старушки и ели кексы.
Спустя какое-то время они услышали скрип по гравию, и Буэнг поднял голову.
– Ничего ему не давайте, – негромко проговорил он. – Он ломает все, к чему прикасается. Позавчера взялся чинить ножницы для стрижки живой изгороди; как только он за них взялся, они развалились. Мастер называется! А потом он возился с новенькой газонокосилкой и довозился до того, что она сдохла…
– О ком вы говорите? – шепотом спросил Гунарстранна.
– Вон он идет – в берете. Опять у него руки чешутся что-нибудь починить – я по его походке вижу.
Проследив за направлением его взгляда, инспектор увидел старика в сером берете. Он быстро шагал по дорожке, выкидывая ноги в стороны. В руке он держал большой гаечный ключ и покачивал им из стороны в сторону.
– Буэнг, в те дни у вас, помимо Хелене Локерт, было еще много подруг, – решительно перебил его Гунарстранна. – Как говорится, с тех пор много воды утекло. Никого больше не интересуют прежние грехи… Пожалуйста, вспомните, с кем вы водили дружбу в те дни?
– Да, смерть… – философски заметил Буэнг. – Стоит только пройти по Карл-Юханс-гате, чтобы понять, насколько смерть бесплодна. Да и здесь, у нас, все сразу видно!
– Ладно. – Гунарстранна начал терять терпение. – У меня список… его еще тогда составили в полиции. Здесь говорится, что среди прочих на допрос вызывали неких Биргит Стенмо, Грете Рённинг, Оду-Беате Сёугстад, Конни Саксеволд… – Инспектор поднял голову и вздохнул. – Конни, – проворчал он. – Неужели родители дали своей дочери такое дурацкое имя?