Последний рассвет Тарайи
Шрифт:
С момента боя в каменном чертоге уже минуло четыре дня. Раны на теле почти затянулись, сломанная рука была перетянута дикой виноградной лозой, перекинутой через шею. Зор вечерами усаживался на землю, провожая солнце к закату, и старался отключить полностью все мысли, позволив нужным процессам в организме поскорее восстановить непослушную конечность. Это удавалось довольно хорошо, что сегодня он уже мог хвататься за свисающие с песчаных обрывов корни, подтягиваясь почти без боли.
На протяжении трёх последующих дней после боя, он не унимался и выискивал по округе, в надежде встретить чужаков, выведать место иного пути, но все было тщетно. До того наполненный жизнью горный хребет, казалось, стал молчаливее – утихомирил шелест крон деревьев,
Солнце почти скрылось за далекими вершинами. Зарево было кроваво-красным, нагоняющим тоску. Зор впервые в своей жизни испытывал это странное чувство в последние несколько дней. Мысли гнать не получалось, да он уже и не старался сильно. Перед взором стояли глаза Тары – большие, красивые… Но не те, в которых чудесными переливами плескались океаны звёзд, причудливых всполохов света, а те, которые были залиты горечью отчаяния. В сознании сильно засел тот образ и слова, когда она себя в жертву каращеям отдала, чтобы ему жизнь спасти. Зор понимал её и именно такую принимал. В то же время угнетение из-за произошедшего давило тяжким грузом, что стоило особых усилий хоть на короткое время его приглушать. Нужно было разобраться во всем, понять, ответить на насущные вопросы и действовать разумно, иначе ждет быстрая погибель – это Зор понимал прекрасно. Мытарства с отцом в свое время не прошли даром, научив терпению и рассудительности.
– Эй, Урус! – послышался окрик.
Зор в своих размышлениях и не заметил, как сирхи уже подошли к подножию плато. Он нехотя поднялся, бросил беглый взгляд на еле стоящую на ногах троицу и неторопливо зашагал прочь от них.
– Урус-Зор, постой! – тяжело дыша, кричал Качудай вслед. Да, это был тот самый бравый предводитель когда-то большого отряда, а теперь являвший собой жалкое зрелище. Зор его узнал, остановился на мгновение, задумался, потупив взгляд в землю, и снова продолжил путь.
Сирхи с большим трудом карабкались по крутому склону, помогая хромому товарищу. Порода была рыхлая песчаная, часто осыпалась под ногами, норовя утащить за собой ступающего. Зор уже отошел на приличное расстояние, когда они наконец-то забрались наверх. Сирхи что-то продолжали кричать, но слов уже было не разобрать. Убедившись на собственной шкуре в коварстве степняков, он лишний раз не хотел себя обременять встречей с ними, чтобы не терять время на пустое.
День выдался жаркий. Солнце было в зените и палило нещадно. Духота стояла такая, что уже нестерпимо хотелось пить. До того ровное плато, стало перемежаться холмами и лощинами. Впереди в одной из таких лощин показалась небольшая извилистая речушка. Спустившись, Зор плюхнулся в холодную проточную воду, жадно напился, опрокинулся на спину и какое-то время позволил потоку нести тело по течению. Вдоволь наплескавшись, он выбрался на другой берег.
Взобравшись наверх лощины, Зор тут же прильнул к земле, замерев. Дыхание слегка перехватило от неожиданности. Укрытые дрожащим знойным маревом, с высокого холма на огромных черных лошадях неслись трое дарбов, а впереди чуть в отдалении на невысоком степном скакуне, орудуя по бокам крупа плетью, сирх. Он часто коротко оборачивался и с каждым разом всё сильнее лупцевал своего коня, у которого обильно из пасти текла пена. Чужаки быстро нагоняли беглеца. Их лошади, казалось, вовсе не напрягались даже, в темпе сокращая расстояние. Один из каращеев вдруг резко ускорился, в несколько мгновений поравнялся с сирхом.
Два всадника создавали контраст – сирх на фоне дарба выглядел, как младенец на жеребенке. Каращей потянулся вдруг, схватил степняка за шиворот и легко сдернул с лошади. Тот гулко шлёпнулся о землю, быстро подскочил, обнажил чуть искривленный меч, оскалился. Дарб по инерции проскакав вперед, развернул коня. Двое других остановились, замерли неподалёку позади рычащего сирха. Степняк был растерян и даже напуган – он крутился на месте, выставив клинок перед собой. Сирхи не были трусами, но сейчас он был напуган неизвестностью. Он не понимал, кто перед ним был, что за странный враг? Дарб спрыгнул с лошади и уверенно направился к нему. Сирх зарычал сильнее и бросился на совершенно безоружного противника, занося меч для удара. Взмах, другой, свист горячего воздуха… Дарб изящно увернулся от сверкающей стали, поймал в замахе руку сирха, ударил в ответ, и кость с глухим хрустом обнажилась, сложившись пополам, вскрыв рваную рану. Степняк даже вскрикнуть не успел, как серый незнакомец схватил его за голову обеими руками и четким движением оторвал ее от туловища.
– Дарб-аран-русс! – Выкрикнул он уже знакомым звонким четким голосом, схватив голову за волосы, подняв вверх. Он вдруг резко оглянулся, устремив взгляд в сторону лощины, где притаился Зор. Дарб словно что-то услышал, почуял, и какое-то время пристально вглядывался, щурясь от яркого солнца, затем так же внезапно потерял интерес. Он перевязал оторванную голову какой-то бечевкой и, запрыгнув на лошадь, повесил ее сзади, зацепив за крюк у седла. Только теперь Зор разглядел, что у двоих других уже висели чьи-то головы.
Каращеи медленно, неторопливым шагом направили своих лошадей в сторону отрога вдалеке. Зор решил выждать, пока они скроются из виду, и хотел было направиться за ними, проследить, как вороные вдруг замерли. Один резко развернул коня, поднял руку вверх. Всадники застыли, словно истуканы, не производя ни звука, ни движений, лишь знойное марево чуть колыхало три тёмных силуэта. И тут легким дуновением ветра до Зора донесся едва уловимый затхлый запах давно немытых тел – знакомый, можно сказать уже родной запах степняков. Сирхи шли по пятам гарийца и видимо уже были совсем где-то рядом.
Быстро перебравшись на другой берег, он взобрался вверх по склону, осмотрелся, прильнув к земле как можно ниже, скрываясь за густым невысоким кустарником. Оказавшись за небольшим склоном, скрывающим от глаз дарбов, Зор изо всех сил бросился бежать навстречу сирхам, надеясь успеть, пока те, не появились в поле зрения чужаков. Он часто оборачивался, опасаясь, что мог и себя выдать каким-либо образом.
Троица шла по гребню длинного пологого невысокого склона, тянувшегося как раз в сторону дарбов. Двое двигались впереди, а хромой ковылял, заметно отстав от товарищей. Ветер дул от них и без труда разносил яркий терпкий запах на большое расстояние. Зор ускорился, что было сил. Нерадивые степняки совершенно не таились и, похоже, это их волновало меньше всего. Измождённые полуденным зноем, они еле плелись, часто останавливаясь, окидывая взглядом окрестности. Зор боялся, что они выдадут себя и скорее всего после этого дарбы нападут и на его след, тогда будет меньше шансов проследить за ними, а вернее шансов не будет совсем, придётся либо умирать, либо убивать. С последней мыслью гариец уже свыкся, а пленение Тараий, подстёгивало её ещё больше.
– Урус! – Вдруг закричал впереди идущий Качудай. – Урус-Зор, стой, мы биться не хотим, за то клятву дадим, Урус… – сирх остановился, увидев грозный вид бегущего на них гарийца, явно с недобрыми намерениями. Путешественники замерли в растерянности, хромой потянулся к ножнам, трясущейся рукой пытаясь развязать походный хлястик на рукояти, удерживавший меч. Качудай стал размахивать руками, потом резко потянулся тоже к ножнам, сильно щурясь, часто дыша открытым ртом, глядя уже куда-то за спину гарийца. Тут же вытащил оружие и третий. Позади вдалеке, во весь опор неслись чужаки в их сторону. Качудай хотел было сообщить об этом и гарийцу, но тот стремительно в несколько рывков вбежал на холм и выбив клинок у первого, швырнул того с холма.