Последний самурай

Девитт Хелен

Ямамото встал & подошел к стоявшим на сцене барабанам и ударил по одному из них палочкой. И пока над залом висело тягучее «бу-у-у-м», успел вернуться к роялю, сел н заиграл опус 10 ре минор. Продолжалось это пять минут. Он перестал играть, и в зале грянули аплодисменты. И еще — многие люди поднялись с мест и вышли из зала.

Было почти 10.15. Людо спросил, зачем он сыграл то же самое по новой? И я ответила: «Потом объясню», и кто-то услышал и засмеялся, и сказал, что не прочь стать мухой ил стене. Людо вновь погрузился в чтение «Зова предков».

Следующие семь с половиной часов Ямамото играл опус 10 ре минор, порой казалось, что он сыграл совершенно одинаково раз пять подряд, но то было ошибочное впечатление.,

потому что на середине одной из фраз он вскакивал, звонил в колокольчик, или включая дрель, или же пользовался волынкой. Но иногда ничего подобного не делал, а играл все отрывки один за другим, как и положено. Некоторые из этих экзотических инструментов звучали вживую, звуки других воспроизводились по звукозаписи; и вот через шесть с половиной часов он перестал вскакивать и воспроизводить эти странные звуки, включил какую-то другую пленку, а сам, как ни в чем не бывало, продолжал себе играть. Оказалось, что на пленке записаны городские шумы, движение машин и прочего транспорта & еще шаги и разговоры людей, а он знай себе играл опус 10. И сыграл его раз десять, а потом и эта запись кончилась, но публика мало что слышала из-за всех этих шумов, а потому вполне возможно, что играл он всего две фразы из опуса 10. В 5.45 и эта запись подошла к концу, и музыкальное произведение тоже подошло к концу, и на протяжении 20 секунд в зале стояла полная тишина, а затем он снова заиграл то же самое произведение, чтобы теперь, когда ничто не мешает, публика расслышала хорошенько. Так он играл минут шесть, а затем перестал, и в зале снова наступила полная тишина, а потом он опять опустил руки на клавиши.

Все ожидали, что услышат опус 10 № 1 ре минор в 60-й раз, но коварный Ямамото вновь обманул ожидания публики. И быстро проиграл подряд опус 10 № 2 ре мажор, опус 10 № 3 до минор и опус 10 № 4 си мажор, и каждый из них публика слышала только по одному разу. И иллюзия, что можно, не сдаваясь, сыграть это пресловутое произведение 500 раз и ни разу при этом не повториться, рухнула в одночасье. Точно он только что заявил всем нам: нет, вы имели шанс, всего один шанс в жизни, но упустили его навсегда, надо было ловить момент, а теперь уже поздно. И слезы катились по моим щекам, когда я слушала все эти три произведения, потому что понимала, что мне дается всего один шанс услышать каждый, что я уже никогда не услышу, как можно сыграть его совсем по-другому, что ты слышишь только то, что слышишь. А потом я очнулась и поняла, что пора домой.

Исполнение всех этих трех произведений заняло минут двадцать. Он убрал руки с клавиатуры, и в зале воцарилась мертвая тишина.

Он долго сидел, потом встал, поклонился, и 25 человек, оставшиеся в зале, приветствовали его громом аплодисментов. Потом он вышел на середину сцены, взял микрофон и сказал: «Думаю, что движение в метро уже началось. Надеюсь, что все вы благополучно доберетесь до дома. Спасибо, что были со мной до конца».

Затем он выпустил микрофон из рук, подошел к ящику, на котором стояли два бокала с водой, отпил глоток из одного, поставил обратно и ушел со сцены.

Я подумала: Интересно, будет ли он когда-либо еще выступать на публике?

А потом начала соображать, как нам лучше добраться до дома & надо ли пересекать реку и уже там делать пересадку и ехать по прямой, или же проще пройти пешком до Тотнем-Корт-роуд & сесть там на автобус № 8. & только тут я вспомнила, что пришла на концерт с сыном. Вспомнила только по той причине, что кресло рядом со мной пустовало.

Стараясь сохранять спокойствие, я подошла к ближайшему выходу, где двое капельдинеров сердито и тихо переговаривались о чем-то. И спросила, не видели ли они маленького мальчика. Они сказали, что не видели. Тогда я вежливо спросила, нельзя ли дать объявление по радио, на что один из них ответил, что только не в такое раннее время. Я уже приготовилась истерически требовать объявления по радио, как вдруг внимание мое привлекла программка, где красовалось следующее послание, выведенное знакомым почерком:

«Дорогая Сибилла я устал и решил пойти домой».

Так, подумала я, к любой проблеме следует подходить рационально. Пока что нет смысла беспокоиться и огорчаться, потому что вполне возможно, что он благополучно добрался до дома. И прежде всего мне надо взять коляску & ехать домой, & и если его там не окажется, вот тогда уже и решу, стоит беспокоиться или нет.

Я выкатила коляску из гардеробной, вышла на улицу, взяла такси и поехала домой, чтобы как можно скорее узнать, стоит ли беспокоиться или нет. Дверь оказалась запертой, что вполне понятно, ведь ключа у него не было. Я отперла дверь и вошла. А потом подумала, что если он каким-то образом все же попал в дом, то где ему быть, как не наверху, в постели. И я поднялась наверх. Он лежал и спал, прямо в одежде. Окно в комнате было открыто. Щеку украшала длинная царапина.

Я спустилась вниз и подумала: к любой проблеме следует подходить рационально. Я страшно перепугалась, но стоит ли говорить ему, чтобы он больше никогда так не делал, хотя бы потому, что я страшно перепугалась? И потом, какие опасности подстерегали его на пути к дому? Движение? Но в этот час его почти что нет. Грабители?.. Возможно, но маловероятно, что они будут нападать на маленького мальчика, уж скорее, нападут на какого-нибудь мужчину при деньгах или дорогих часах. Насильники? Тоже возможно, но вряд ли они станут нападать на маленького мальчика, больше вероятности, что нападут на меня. & только тут я поняла, что подверглась бы большому риску, если бы возвращалась домой пешком. Похитители детей? Тоже возможно, но маловероятно. Сатанисты: возможно, но вряд ли. Какой-нибудь маньяк, испытывающий наслаждение при нанесении ран и увечий слабому, безобидному существу? Тоже возможно, но тоже вряд ли.

И тут я подумала: Глупости все это! Разве мы так уж часто ходим на концерты? Так стоит ли стращать его всякими ужасами, которые могли случиться, но не случились? Просто скажу, чтобы в следующий раз попросил у меня денег на такси, потому что путь до дома неблизкий. Стоило подумать о такси, как я тут же вспомнила, что потратила на поездочку 35 фунтов — сумму, которую никак не могла себе позволить. Включила компьютер, открыла журнал «Разведение пуделей» за 1972 год (том 48, выпуск 3-й) на 27-й странице и принялась печатать подзаголовок: «Стрижка пуделя в сельских условиях — секрет успеха».

Людо встал в 11.00. Я печатала до 2.00. То есть работала на протяжении почти семи часов подряд — очень неплохой результат, удалось компенсировать затраты на концерт, такси и мороженое. Я подумала: первое — если работать в таком темпе каждый день, можно сэкономить массу времени и денег; и второе — если бы я могла сыграть произведение 60 раз за 7 часов, то, возможно, научилась бы его играть. И мне страшно захотелось еще раз услышать балладу Брамса, опус 10 № 2, которую удалось послушать вчера на концерте всего один раз.

Я взяла Людо в книжный магазин & приобрела там «Фортепьянные произведения Брамса», том I, & принесла его домой. За компьютером я просидела сегодня достаточно, к тому же не спала ни минуты, а потому решила, что могу позволить себе немного расслабиться. Могу хотя бы попробовать сыграть это произведение; и вот я начала играть, всего одну музыкальную фразу, повторяя ее вновь и вновь, пытаясь таким образом ее разнообразить. Но она всякий раз звучала одинаково, за тем исключением, что временами я умудрялась сделать несколько ошибок, временами — много, и всего лишь раз — ни одной. Я играла одну и ту же музыкальную фразу снова и снова, пока наконец она не стала состоять из массы ошибок, и когда я в десятый раз сыграла ее с целым морем ошибок, Людо начал хохотать.