Последний секрет
Шрифт:
– Это плавсредство – способ попасть не только из мира живых в мир мертвых, но и из мира разума в мир помешательства.
Исидор шепчет на ухо моряку:
– Сдается мне, мифический Харон сажал в свою лодку только тех, кто держал во рту плату за перевоз.
Толстяк берет в зубы три купюры в десять евро.
Капитан Умберто видит деньги, но остается непреклонен:
– Я не продаюсь.
К ним подбегает Лукреция, поправляющая рыжую гриву.
– Я не очень опоздала? Плывем? – спрашивает она, не
Моряк превращается в соляной столб. Исидор не может не отметить, как действует его спутница на мужчин.
– Тут такое дело… – бормочет столб, – я объяснял вашему коллеге, что, к сожалению…
– К сожалению? – повторяет она, подходя ближе.
В такой близи он чувствует ее духи – сегодня это Иссей Мияке. К аромату парфюма примешивается запах молодой женской кожи. Она снимает темные очки и с вызовом смотрит на перевозчика изумрудными миндалевидными глазами.
– Вы же помогаете людям. Мы нуждаемся в вашей помощи и уверены, что вы не подведете.
Она правильно смотрит на него, говорит нужным тоном, даже изгиб ее шеи убедителен.
Суровый морской волк сражен наповал.
– Только потому, что вы – друзья Паскаля Финчера, – уступает он.
Взвывает мотор, капитан отдает швартовы.
– Месье подтверждает силу потребности номер семь, – шепчет Лукреция, подмигивая своему сообщнику.
Моряк, желая произвести впечатление на пассажиров, извлекает из мотора львиный рык, нос катера приподнимается.
Лукреция берет блокнот и добавляет к шестой мотивации – злости, седьмую – сексуальность.
Исидор достает из куртки маленький, не больше книги, карманный компьютер и заносит в него список, добавляя имена людей, которых они встречали. Затем он заходит в интернет.
Лукреция заглядывает ему через плечо:
– В прошлую нашу встречу, у вас на водокачке, мне показалось, что вы отказались от телевизора, телефона и компьютера.
– Только идиоты не меняют своего мнения.
Он хвастается своей игрушкой и демонстрирует ее возможности. Он загружает из интернета личное досье социального страхования Умберто Росси, 54-го года, родом из Гольф-Жуан.
На горизонте вырисовываются оба острова Лерен: впереди остров Сент-Маргерит с пристанью и фортом, позади Сент-Онора с цистерцианским аббатством.
«Харон» плывет лениво, путешествие из каннского порта в больницу Святой Маргариты никак не кончается.
Умберто посасывает огромную пенковую трубку, покрытую резными обнимающимися сиренами.
– В смешном мире мы живем! У людей есть все для счастья, но они не умеют пользоваться свободой, потому и задают вопросы, все больше вопросов. Из вопросов сплетаются узлы, которых не распутать.
Он раскуривает трубку и выдыхает густой пахучий дым, смешивающийся с йодистым морским духом.
– Встретил я однажды типа, утверждавшего, что может не думать. Он был монахом секты дзен. Сидел истуканом, вот так щуря глаза, якобы с полной пустотой в голове. Я попробовал – где там! Вечно что-нибудь лезет в башку. Хотя бы мысль: «Наконец-то я перестал думать».
Он хохочет.
– Почему вы перестали работать нейрохирургом в больнице Святой Маргариты? – огорошивает моряка вопросом Исидор.
Тот едва не роняет трубку за борт.
– Как… Как вы узнали?
– По движению мизинца, – загадочно отвечает журналист.
Лукреция не жалеет, что взяла с собой этого «Шерлока Холмса от науки». Как все фокусники, он не раскрывает свою хитрость, довольный произведенным впечатлением. Он понимает, что, признавшись, что выудил эту информацию из глубин интернета, перестанет вызывать восхищение.
– Вас уволили, да?
– Нет, все дело в… Это была случайность.
Взор моряка затуманивается.
– Несчастный случай… Я оперировал свою мать, у нее была злокачественная опухоль мозга.
– Обычно оперировать близких родственников запрещено, – демонстрирует осведомленность Исидор.
Умберто приходит в себя:
– Так и есть. Но что было делать, раз она заявила: или я, или никто.
Умберто сплевывает в море.
– Не знаю, что произошло… Она впала в кому и больше из нее не вышла.
Бывший хирург, а ныне моряк, снова сплевывает.
– Мозг очень чувствителен, малейшая оплошность чревата катастрофой. Не то что с другими органами, там ошибки исправимы. Когда оперируешь на мозге, отклонение на миллиметр может превратить пациента в инвалида или в одержимого.
Капитан выбивает трубку о край руля, освобождая ее от прокаленного табака, и снова набивает.
Раскурить ее на ветру никак не удается, сколько он ни щелкает зажигалкой.
– После этого я запил. Покатился под откос. С таким дрожанием рук уже нельзя было браться за скальпель. Поэтому я уволился. Хирурга с тремором не вылечить. Так бывший нейрохирург оказался среди пьяниц-клошаров.
Они смотрят на увеличивающийся на горизонте остров Сент-Маргерит. Там растут не только приморские сосны, но и пальмы с эвкалиптами; климат в этой части Лазурного Берега мягкий, почти как в Африке.
– Скорее бы роботы заменили в операционных людей! У них, по крайней мере, рука не дрогнет. Похоже, роботы-хирурги уже получают широкое распространение.
– Вы правда бродяжничали? – спрашивает Лукреция.
– От меня все отвернулись, никто не желал со мной знаться. Я стал пованивать, но мне не было до этого никакого дела. Жил себе на каннском пляже, лежал под одеялом и в ус не дул. Все мое барахло помещалось в пакете из супермаркета, который я прятал под деревом на Круазет. Говорят, нищенствовать лучше под солнцем. Как бы не так!