Последний солдат СССР
Шрифт:
– Говоришь все правильно, но поменьше такими словами бросайся, 'дураки', 'ретрограды', - недовольно бурчит Константин Николаевич, - можешь получить серьезные неприятности на свою голову. Я, конечно, тебя не сдам, но вот если кто-то посторонний услышит...
– Да понимаю я все, - досадливо говорю я, - но как подумаешь, сколько они прекрасных возможностей упустили, сколько вреда стране нанесли, пусть не специально, так ругательства сами вырываются.
Делаю секундную паузу, и спрашиваю:
– Я продолжу?
Дед кивает.
– Советским людям также надо
Много еще чего можно сделать для нашего государства и людей. После того, как у меня начались видения, я постоянно думал об этом. Спорт, культурный досуг, воспитание молодежи. Просто если я сейчас начну говорить об этом, мы просидим до утра.
– Это хорошо, что ты понимаешь, что нужно делать, - задумчиво говорит генерал, - но давай вернемся к нашим 'баранам'. Список событий, которые произойдут в ближайшее время, ты мне передал. Что-то еще интересное предложить можешь?
– Конечно дед, я уже об этом думал. Ручка и бумага у тебя здесь найдется?
Найдется, - кивает Константин Николаевич.
– Отлично. Я здесь проведу всю субботу. Вот завтра и подкину тебе еще интересную информацию.
Какую такую информацию?
– в глазах деда зажигается огонек интереса.
– Напишу список предателей в КГБ и ГРУ, так называемых 'агентов влияния', помогавших в будущем разваливать страну, в том числе и в руководстве страны, возглавивших процесс уничтожения СССР. Изложу все, что узнал, благодаря видениям.
– А невинные не пострадают?
– задумчиво спрашивает генерал, - Вдруг, ты в чем-то ошибешься? Или видение было ложное? С такими обвинениями шутить нельзя, речь идет о судьбах и жизнях людей.
– Исключено, - я тверд и уверен в себе, - и вообще никого не заставляют верить мне голословно. Например, информацию, по предателям можно проверить, и если она правдива, принять своевременные меры. Это и станет критерием, по которому можно понять, стоит мне доверять или нет.
– Хорошо, - Константин Николаевич задумывается, - Бумагу и ручку я тебе выдам. Только ты не только о предателях напиши, но и все то, что мне говорил о переустройстве страны. Можешь не растекаться мыслью по древу, напиши кратко, в виде тезисов.
– Так и сделаю.
– Ладно, - генерал буравит меня взглядом, - Мысли у тебя интересные, все, что нужно, изложишь на бумаге. Вроде обо всем договорились. А теперь скажи-ка мне....
Дед делает паузу. Улыбка сходит с его лица, уступая каменному выражению и стальному блеску в глазах.
– Кто ты такой, черт тебя подери?
– рычит он, - только не надо говорить мне очевидное. Да я вижу, перед собой внука, но елки-палки, по поведению и уровню мышления ты точно не подросток. Твой тон, рассуждения и манера держаться, характерны для матерого и уверенного мужика с опытом работы на больших должностях, но никак не
– Дед, я...- немного ошарашенный таким напором, начинаю объяснения, но предостерегающее движение ладонью, заставляет меня умолкнуть.
– Помолчи, я еще не все сказал, - генерал сурово смотрит на меня, и уже готовые сорваться слова застревают в моем горле, - перед тем как что-то объяснять, хорошо подумай. От того что и как ты сейчас ответишь, будет зависеть все. Если я почувствую фальшь, то о доверии и, соответственно, последующих совместных действиях не может быть и речи. Вот теперь я тебя готов тебя выслушать.
– Хорошо, - вздыхаю, - тем более я и сам собирался об этом поговорить. Если ты помнишь, я тебе еще в лесу предложил, переварить полученные сведения, убедиться в правдивости моих прогнозов, а потом я тебе расскажу остальное.
– Помню, - насторожился дед, - Продолжай.
– Тогда товарищ генерал разрешите представиться, повторно, - пристально смотрю в глаза Константину Николаевичу, - Шелестов Алексей Александрович, 31 год, армейское звание - капитан. Служил в составе пятой гвардейской дивизии, базировавшейся в ТуркВО. В 1985-ом году был переведен в 12-ый мотострелковый полк, ранее находившийся в Прибалтийском военном округе, впоследствии приданный дивизии, и попал в Афганистан, где наши войска исполняли свой интернациональный долг. Воевал там с духами до 1989-ого года.
Брови деда вопросительно взлетают вверх. Товарищ генерал ошарашен.
– 31 год? Воевал в Афганистане? 1989-ый год? Что за бред ты несешь?
– бормочет он.
И я начинаю рассказывать Константину Николаевичу свою историю. Когда дохожу до обороны Белого Дома, расстрелянного снайпером ветерана и убитой девушки, лицо генерала становится мертвенно бледным.
– Дед с тобой все в порядке?
– обеспокоенно смотрю на Константина Николаевича.
– Да, продолжай, - шипит он сквозь стиснутые зубы. Похоже, старика как следует проняло.
Дохожу до своей гибели в Белом Доме. Увлеченный рассказом о переносе сознания и своем первом видении на уроке истории, не сразу замечаю состояние деда. А оно плохое. У генерала уже начинают синеть губы. Он обессилено откидывается на стул, пробуя дрожащей рукой расстегнуть змейку на кофте спортивного костюма.
– Дед, ты чего? Тебе очень плохо?
– вырывается из меня. Но тело уже начинает действовать 'на автомате'.
Подскакиваю к старику, и одним движением приспускаю замок вниз. Константин Николаевич с трудом выпрямляется, держась за сердце.