Последний тайник
Шрифт:
— Подождите, — задумчиво произнес он. — Вот это я уже где-то видел.
— Что вы сказали? — оживился профессор Кастильо. Даниэль показал пальцем на знакомый ему рисунок и повторил:
— Вот это я уже где-то видел.
Я и мои друзья ошеломленно уставились на этот рисунок.
— А где вы его видели? — поинтересовался я. — Здесь, в Мали?
— Да, — уверенно ответил Даниэль. — В одной деревне, которая находится ниже по реке. Я ездил туда несколько месяцев назад, пытался найти там старинные пергаменты. Точно такое же изображение я видел на украшенном резьбой куске древесины у тамошнего старого ремесленника. Он использовал его как образец для своих поделок. Если я не ошибаюсь, он говорил, что данное изображение символизирует негров и туарегов, живущих в Мали и вместе передвигающихся верхом на скакуне ислама. — Даниэль задумчиво почесал подбородок. — Признаться, это изображение привлекло меня своей оригинальностью. Оно представляет собой удачную метафору, посвященную единству нашей страны, хотя до той своей поездки я с этим изображением никогда не сталкивался.
Я словно сквозь сон слышал голос Даниэля, потому что почти все мое мировосприятие сосредоточилось сейчас на изображении двух всадников, едущих на одной лошади. Именно это изображение было на старинной печати, найденной мною и Касси на коралловом рифе, и именно оно несколько сотен лет назад являлось символом рыцарей-тамплиеров.
28
Менее чем через шесть часов после того, как мы пили чай в библиотеке Кати, а точнее, Кути, мы уже плыли вниз по течению неторопливой реки Нигер, направляясь в рыбацкую деревню, о которой нам было известно только одно — то, что она называлась Батанга. Благодаря бескорыстной помощи Даниэля нам удалось очень быстро подыскать рыбацкую лодку-плоскодонку и договориться с ее хозяином, чтобы он отвез нас в эту деревню, находившуюся в двух неполных днях пути, причем за очень маленькую плату. Лодка, в которой мы разместились между перевозимыми на ней товарами и провизией, напоминала индейскую пирогу с балансирами и, несмотря на свою двенадцатиметровую длину, была такой узкой, что два человека не смогли бы усесться в ней боком друг к другу. Экипаж лодки состоял из ее хозяина, который, устроившись на корме, управлял шумным подвесным мотором, и помощника-матроса-повара, сидевшего на носу лодки и высматривающего, нет ли впереди мелей или других неприятных сюрпризов.
Мы втроем устроились в средней части лодки между мешками с рисом, горками ананасов и огромными связками бананов, привезенными из Кот-д’Ивуара. Хозяин лодки, как мы потом узнали, собирался продать все это в Буреме — поселке, расположенном чуть ниже по течению, чем Батанга. Эта хрупкая лодка была явно перегружена, и мы, зная, что в мутных водах широкого, но неглубокого Нигера полно гиппопотамов и крокодилов, с опаской поглядывали на то мизерное расстояние, которое отделяло края ее бортов от поверхности воды.
Мы рассчитывали прибыть в пункт назначения на следующий день, где-то после полудня, а затем разыскать там ремесленника, о котором говорил Даниэль. Когда мы ходили с Даниэлем по пристани в Кориумэ, ближайшем от Томбукту поселке, расположенном на берегу Нигера, и подыскивали лодку, он рассказал нам, что в очень многих населенных пунктах Мали до сих пор хранятся сотни древних пергаментов, тщательно сберегаемых потомками клана Кати. В течение нескольких столетий представители этой известной семьи постепенно покидали Томбукту и оседали в различных поселках и деревнях близлежащих регионов Африки, увозя с собой частичку фондов знаменитой библиотеки, чтобы уберечь ценные рукописи от загребущих рук арабских, африканских и французских завоевателей.
— Даже не верится! — воскликнула Касси, стараясь перекричать шум мотора. — Если бы месяц назад мне кто-нибудь сказал, что я буду плыть по африканской реке на деревянной лодке, сидя на мешке с рисом, я ответила бы этому человеку, что он сумасшедший!
— Ты жалеешь о том, что приехала сюда? — спросил я, тоже стараясь говорить погромче.
— Вовсе нет! Последние несколько дней были самыми интересными в моей жизни! Я еще никогда не испытывала таких острых ощущений!
— Вот и прекрасно! Позволь тебя заверить, что здесь, в Мали, острых ощущений у тебя будет хоть отбавляй!
Незадолго до захода солнца хозяин лодки направил ее к северному берегу реки и, причалив, жестами показал нам — он ни слова не говорил по-французски, — чтобы мы помогли его матросу перегрузить на берег часть перевозимого продовольствия. После этого нам нужно было подготовиться к ночлегу и установить рассчитанный на пятерых человек шатер типа берберского, о котором пол устилался несколькими циновками. Мы охотно взялись за эту работу, и благодаря нашим усилиям шатер был поставлен в два раза быстрее, чем если бы этим занимался только один человек. В результате у матроса высвободилось время для рыбалки, и он, закинув удочки, через некоторое время вытащил из реки парочку окуней. Мы поджарили рыбу на рашпере и поужинали, запивая ее почти холодным пивом, которое везли с собой, предусмотрительно обложив льдом.
Хозяин лодки во время путешествия по реке вел себя очень сдержанно, и я удивился, когда он, оказавшись на берегу, вдруг начал что-то тараторить на своем языке, а затем, пренебрегая канонами ислама, от души приложился к нашим запасам пива. Он объяснил нам — не столько словами, сколько жестами, — что его зовут Мухаммед, что живет он торговлей и рыбной ловлей и что эта лодка является для него не только средством передвижения, но еще и домом. По окончании ужина, сидя вчетвером вокруг костра в ожидании, когда закипит вода в подвешенном над огнем чайнике, мы поинтересовались, а что за человек его помощник. Хозяин лодки равнодушно пожал плечами и ответил, что его помощника тоже зовут Мухаммед.
— Он — ваш сын? — с помощью мимики и жестов спросила Касси.
Мухаммед, которого, по-видимому, очень возмутил ее вроде бы невинный вопрос, демонстративно плюнул на землю и с презрением посмотрел на своего тезку, который в этот момент старательно собирал наши пластиковые тарелки, чтобы затем помыть их в реке.
— Эмбех бозо! — с высокомерным видом воскликнул хозяин лодки, показывая пальцем на себя. Затем, махнув рукой в сторону помощника, он, скривившись, добавил: — Белла. — После этого он опять плюнул на землю, а затем свел вместе свои запястья так, как будто бы они были связаны.
— Что хочет сказать нам этот человек? Может, его друг — преступник? — спросила Кассандра.
Взглянув на освещенное пламенем костра лицо Касси, я грустно улыбнулся.
— «Друг» в данном случае не совсем подходящее слово.
— Наш тщеславный товарищ по ужину хочет сказать, что он и его помощник принадлежат к разным народностям, — с готовностью объяснил профессор Кастильо. — Хозяин лодки принадлежит к народности бозо, которая занимается главным образом торговлей и рыбной ловлей, а наш молчаливый матрос — представитель народности белла, выходцы которой, насколько я помню из путеводителя, традиционно являются в этой части Африки рабами других народностей, чаще всего туарегов. — Увидев, что Касси удивленно подняла брови, профессор добавил: — Пока вы в лодке любезничали друг с другом, я читал путеводитель по Мали. Иначе зачем было брать его с собой?
— У туарегов были рабы? — ошеломленная этой новостью, пролепетала Кассандра.
Профессор с горечью посмотрел на нее.
— Дорогая моя, рабы у них не «были» — они у них есть.
— Разве такое возможно? — горячо воскликнула Кассандра, с недоверием глядя на профессора. — Рабство отменили больше ста лет назад!
— Касси, профессор, к сожалению, прав, — вмешался я. — Во многих регионах Африки до сих пор существует рабство, причем в самой гнусной форме. И здесь, в Мали, и в таких странах, как Сомали и Судан, целые деревни периодически подвергаются нападению вооруженных банд, которые насильно уводят женщин и детей, а затем продают их, как обычную скотину.