Последний Тёмный
Шрифт:
Лука закусив губу, мрачно рассматривал храм, видневшийся за оградой.
— Да нет, дело не в свечах.
— А в чём же тогда?
— Это храм, в котором служит мой брат Лавель. И живёт он при нём. Значит, ещё тогда он забрал ту кость у матушки, не сказав мне.
— Так это же хорошо. Не выкинул, сохранил, — прагматично пожал плечами Жерар. — Правда, я не подписывался обворовывать храм.
— Не трогал бы кость, не пришлось бы идти, — огрызнулся Лука. — Я бы сам спокойно зашёл и забрал.
— Ну, теперь уже поздно. Будем надеяться, что если нас поймают, твой братец
Засунув кость за щеку (отчего Луку сильно перекосило, не от брезгливости, а от беспокойства за драгоценную часть скелета магистра), и закатав рукава рубашки, Жерар ловко, как будто всю жизнь этим занимался, полез вверх по изгороди. И Лука, чуть помедлив, полез за ним, гораздо более неуклюже.
Перебежками они пересекли прихрамовый садик и оказались около одноэтажного домика за храмом, где жил священнослужитель. Свет в окнах не горел, а это значит, что Лавель, по натуре жаворонок, ложившийся очень рано, уже спал.
— Внутри, — выплюнув кость обратно в ладонь, прошептал Жерар. — Будешь стучаться?
— Лучше чтобы Лавель ничего знал, — покачал головой Лука.
— Если мы начнём ломать дверь, он нас явно услышит, — хмыкнул Жерар.
— Я тоже кое-что умею, — высокомерно произнёс Горгенштейн, и присев на уровне замка, зашептал заклинание. Затем легонько дунул, и Жерар услышал, как щёлкнул замок, неохотно открываясь. Но…
— Что, третьекурсников этому сейчас учат? — даже в темноте Лука слышал, что удивление в голосе Жерара мешается с завистью. Тот такое заклинание не знал.
— Я много читаю.
— Я тоже.
— И знаю, в каких книгах искать.
Жерар недоверчиво засопел, но ничего не сказал.
— Я покажу тебе, где лежит книга с этим заклинанием, — пообещал Лукреций, и сопении стало чуть боле доброжелательным.
Стараясь не скрипеть ненадёжными половицами, они зашли внутрь, и застыли посреди небольшой гостиной. Жестом Жерар указал, что нужно идти в сторону спальни, но когда Лука уже коснулся дверной ручки, Жерар вцепился ему в плечо, останавливая.
— Что будем делать, если он проснётся? — зашептал юноша.
— Усыпим, — пожал плечами Лука. — Я взял с собой сонный порошок. Мы его делали на уроке алхимии на той неделе, и я позаимствовал часть.
— А он точно сработает?
— Мне поставили за него высшую оценку.
— Не сильно успокаивает, — пробормотал Жерар.
Происходящее сильно не нравилось. Одно дело использовать старый ритуал, а другое дело — врываться в дом священника и усыплять его, чтобы забрать кость давно умершего мага. Лекой был не слишком законопослушен и религиозен, но он не привык совершать столько грехов одновременно.
Лавель спал, трогательно свернувшись клубочком. Когда две тени скользнули в его комнату, и склонились над ним, он тревожно заворочался во сне. Лука быстро откупорил склянку с сонным порошком, и не отмеряя, сыпанул сверху, стараясь попасть на лицо брата. Тот вздохнул, перевернулся и сладко засопел.
— Что ты сделал! — почти взвыл Жерар, отшатываясь и зажимая нос пальцами. — Ты что, не узнал, как им пользоваться и в какой пропорции?
— Можно
— Ну вот, надышался, — обречённо сказал Жерар, глядя, как Лука борется со сном. — Противоядие ты взял?
— А что, есть противоядие? Я и не зна-а-а…
Голова его упал на грудь, и он, как и был, стоя, заснул. Жерар аккуратно вытащил всё ещё открытую скляночку с порошком из руки Луки и стараясь не дышать, аккуратно закупорил её. Затем пару раз ударил по щекам самонадеянного мальчишку, впрочем, ни на что особо не надеясь, а затем, выругавшись, усадил его на стул. Оглянувшись, он уверенно подошёл к скромному комоду, притулившемуся у зарешеченного окошка. На одной из нижних полок, среди носков и нижнего белья, он нашёл завёрнутый платок, и развернув его, убедился, что в нём то, что он искал. Заклинание завибрировало и умолкло, отпустив наконец Жерара, уже уставшего от внутреннего зуда, не оставляющего его в течение всех поисков.
Хмуро взглянув на спящего Луку, Жерар ещё раз выругался, размышляя, не стоит ли оставить глупого школяра объясняться с братом. А затем тяжело вздохнул, и закинул мальчишку, к счастью, достаточно тощего и лёгкого, на плечи, и понёс его к выходу. Стоило ещё понять, как преодолеть изгородь с лишним грузом на плечах.
Проснулся Лука от достаточно лёгкого, но всё же не слишком ласкового пинка в бок.
— Вставай, вставай. Уже час дня, а ты всё ещё в кроватке!
Никогда ещё чей-то голос не казался Горгенштейну настолько отвратительным. Если бы он мог сделать это безнаказанно, он бы убил Жерара не задумываясь. А так только пришлось открыть глаза, а затем и сесть. Что ж, стало понятно, почему ему всю ночь снилось, как он проводит время в деревне — он спал на тонком соломенном матрасе, с вплетёнными туда сухими травами.
— Где это мы?
— В гостях у моей тётки. Она сейчас на работе.
Лука брезгливо огляделся. Небольшая каморка, стол у окна, здесь же и очаг, на котором, видимо, готовится пища. Вместо кроватей — лавки у стен, а его и вовсе положили на полу. Хорошо хоть, относительно чисто, и пахнет приятно — свежеструганным деревом, сухими цветами и едой.
— Ты здесь живёшь?
— Иногда выбираюсь сюда в выходные, когда в Орхане совсем невмоготу оставаться, но тут не слишком просторно, и не хочу теснить тётку. Слушай, а твои родители не будут волноваться, что ты не пришёл к ним ночевать?
— Я сказал им, что переночую в школе из-за сложного проекта.
Отец, услышав, что в эти выходные Лука не вернётся домой, лишь кивнул, не слишком желая разбираться в проблемах одного из сыновей (благо что понимал, что всё равно ничего не поймёт в делах младшего отпрыска). А вот матушка долго не могла успокоиться, то грозясь пойти разбираться с директором Орхана за то, что её кровиночку совсем замучили, то порываясь принести ему в школу снеди, так как «что-то ты совсем худенький и бледный». Госпожу Горгенштейн смог уговорить только Лавель, присутствующий при беседе.