Последний трамвай в мейнстрим
Шрифт:
Нынешний русский мейнстрим явление внежанровое. Зачастую авторы, которых с равной уверенностью относят к мейнстриму, не совпадают даже по направлениям. На одном полюсе мейнстрима — густопсовый реализм Улицкой, на другом — патентованная фантастика Пелевина. И это что, «основной поток»? Он таким должен быть? Разумеется, нет. Просто у нас в мейнстрим записали оптом всю качественную сюжетную прозу, умеренно интеллектуальную и содержащую четкие маркеры «чтения для лиц с высшим образованием».
В русскоязычной фантастике подобные тексты есть. Но они не позиционируются как мейнстрим, не воспринимаются критикой как мейнстрим и не доходят до
Но есть причины глубинные, на которые почему-то редко обращают внимание фантасты.
Изначально западный мейнстрим — широко востребованная проза, отражающая современные реалии. При этом мейнстрим не чурался мистики и фантастики, лишь бы они работали на решение задач текста. «Степной волк» с его выходом в пространство бреда — полноценный мейнстрим. «Волхв» мог показаться мистикой тем, кто не слышал об НЛП, но оставался мейнстримом. В мейнстрим попадали и тексты абсолютно условные — как детективно-этические конструкты Дюрренматта. Сейчас примеров не меньше. В автобиографическую книгу Микаэля Ниеми «Популярная музыка из Виттулы» (тираж больше миллиона, однако!) просто врезан, грубо и стильно, фантастический эпизод. «Сага» Тонино Бенаквиста — полная антиутопия, если, конечно, читатель готов это признать.
Мейнстрим не формат, а набор задач. По этому критерию я отнес бы именно к мейнстриму такие знаковые советские тексты, как «Мастер и Маргарита» и «Альтист Данилов». А вот братья Стругацкие в канву «основного потока» не ложатся. Они решают принципиально иные задачи. Конечно, фантаст всегда отражает реальность. Но в отличие от мейнстримера он не ограничивается констатацией фактов. Серьезной фантастике не присущ момент смирения. Ее герой либо заслужит свет, либо не заслужит покоя. Фантастика — богоборческая литература в лучшем смысле слова. Она дергает за усы Гомеостатическое Мироздание. Требует счастья для всех и чтобы никто не ушел обиженным.
Вполне логично, что, конструируя миры, фантасты доигрались до собственного литературного государства в государстве, которое некоторые обиженные зовут гетто. Фантастика живет в отдельном пространстве, копирующем структуру пространства современной прозы с делением на все те же «масскульт», «неформат», «маргиналии» и… «мейнстрим»! У нас даже полноценная женская проза есть. И бабская проза тоже, в количестве изрядном, куда ж без нее.
В мейнстриме фантастическом все как за забором гетто, только свое. Модные книги, резкие книги, никакие книги, книги, о которых говорят. А встречаются такие, что, кажется, перекинь их через забор, и они легко впишутся в «большой мейнстрим». Яркий пример из прошлого — пронзительный роман «Зона справедливости» Лукина, из настоящего — воздушно-легкий «Гиви и Шендерович» Галиной. Ну, кидали Лукина за забор. Недолет вышел. Почему?
Да потому что за забором постсоветское общество. Пост-советское. Там даже не подозревают, что «Кысь» — это ненамеренный плагиат с романа «Бойня» одиознейшего Петухова. И что «Фантастика» Акунина — вариации на тему постыднейшей «шпионско-пионерской НФ» тридцатых годов прошлого века. За забором другая система координат. У нее те же векторы: на одной оси комфортность текста, на другой узнаваемость. Но сама шкала сдвинута по третьей оси. Ведь за забором люди живут в мире, где бытие определяет сознание. Это мир принципиально познаваемый, его гармония легко поверяется алгеброй. Поэтому третья ось — ось экзистенциального ужаса. Поэтому за забором так много религии и так мало Бога. Там принято считать, что Пелевин пишет не о жизни, а о буддизме. Иначе Пелевин стал бы дискомфортен и не моден. Но изобретатель формулы «актуальный педераст» раскладывает по тексту правильные маркеры, чтобы год за годом оставаться актуальным фантастом. Виноват, мейнстримером.
В текстах лучших фантастов-«натуралов» религии мало, а Бога полно. Здесь чудо — норма и только от героя зависит, станет чудо лестницей в небо или ступенью на эшафот. Гомеостатическое Мироздание готово раздавить тебя, но ты не лишен права бороться и права на выигрыш. Вписываясь в контекст, ты неминуемо слепнешь… Книга, построенная на таких принципах, априорно не комфортна для читателя, «вписанного в контекст» технократической цивилизации. Потому что контекст диктует, как должна выглядеть правильная книга, правильно взламывающая стереотипы. Выход за рамки пугает и бесит. Всегда были четко очерченные рамки контркультуры, маргинальной культуры, даже культуры, пардон, дерьма. Когда пришел реалист Толстой и макнул читателя носом в его собственные фе—калии — настоящие, а не контекстуальные, — начался скандал, и графиня изменившимся лицом побежала пруду. А когда пришел фантаст Ефремов с пропагандой казарменного коммунизма, начался сплошной восторг. Почувствуйте разницу.
Вывод напрашивается сам собой. У фантастического мейнстрима, решающего свои типичные задачи, нет шансов за забором. Гораздо легче выйти на широкую аудиторию с традиционной фантастикой. Или научиться писать чистую реалистику.
Тем не менее фантасты глядят в сторону большого мейнстрима с надеждой. Ведь если делаешь взрослые тексты, откровенно недобирающие читателя в рамках фантастических серий, надо хотя бы частично перепозиционироваться. Шагнуть одной ногой на площадку, где «умная проза» приветствуется, награждается и продается. Для некоторых авторов это будет отдушина, для других — прорыв в новое измерение. Вроде бы разумный взгляд, но зиждется он на ложных исходных данных. За забором идут свои процессы. Сегодня там ценится в основном «актуальная» проза, весьма умеренно нагруженная идеями. Тексты, ставящие под сомнение привычную читателю картину мира, выживают только за счет камуфляжа а-ля Пелевин. Но похоже, скоро им в мейнстриме не останется места. Наступает эпоха повального комфортного чтения. Отмирает жесткое деление на «книги для умных» и «масскульт». Вводится постулат — на первый взгляд очень верный — «разная литература для разных задач». А что получится?
Мейнстрим станет форматом.
В ближайшие годы он должен наконец-то оформиться. Судя по запросам рынка, мейнстримом станут называть крепкую сюжетную прозу среднего качества, строго реалистическую и четко ориентированную на средний класс. Тексты с ярко выраженным фантастическим элементом будут выдавлены за границу понятия «мейнстрим», допустимой останется легкая мистика с непременным разоблачением. И минимум жанровых экспериментов.
На довольно продолжительный период нишу мейнстрима в России займет нормальный буржуазный роман.
А фантастика останется фантастикой.
Куда ей деваться-то.