«Последний удар: Перезагрузка»
Шрифт:
Когда она растворяется в здании, я бегу в свой класс. Внутри модель уже раздевается, а ученики приступают к работе. Профессор хмурится, но ничего не говорит.
Установив свой блокнот на мольберт, я начинаю рисовать контуры лба и носа модели. Я всегда начинаю с лица. Другие предпочитают начинать с тела, а я только с лица.
Тела меня не интересуют. Вся экспрессия в глазах и линиях вокруг рта. Есть ли легкая улыбка на лице у модели или лицо в состоянии медитативного спокойствия? Некоторые модели засыпают, другие скучают. Третьи злятся, что они здесь. И эти мои любимые.
Темными
Эта модель скучающая, хотя у него интересное лицо. На щеке есть шрам, разделяющий его пополам. По зазубренным контурам видно, как двигался нож, и что шрам плохо заживал. Но в остальном его лицо симметричное, лишь слегка толще на одной щеке. И хотя он лежит, я с уверенностью могу сказать по покатым плечам, что у него плохая осанка.
Я немного теряюсь, изображая шрам. Меня больше ничего не интересует. Снова и снова я тщательно затеняю его, чтобы получить точную трехмерную текстуру блестящей сморщенной кожи. Вокруг меня другие художники старательно рисуют тело. Многие изо всех сил подробно вырисовывают его пах в преувеличенной манере.
Долгие минуты, а может, и полчаса мы работаем в полной тишине, когда вдруг нас прерывает система внутренней связи. В передней части комнаты слышно волнение, и профессор роняет листы бумаги перед моделью, поворачиваясь к нам.
Он нервно прочищает горло:
— Мы закрыты. В студенческом городке произошло происшествие с участием студентов, поэтому мы закрываем всех студентов в здании, пока ситуация не разрешится.
Закрытие означает физическую опасность для студентов. Начинается паника. Звук визжащего металла смешивается с криками шока, страха и раздражения. Студенты бросают свои вещи в сумки и спешат выйти из класса. Я выхожу, отмечая красные указатели запасного выхода. Нам говорят, что парадная дверь заблокирована. Возбужденная болтовня наполняет воздух. Я отстраняюсь и иду по замеченному мной коридору.
Следуя по красным стрелкам к запасному выходу, я иду быстрее по пустующему коридору. Подошвы моих ног рождают громкое эхо при соприкосновении с плиткой. Мне навстречу попадается несколько учеников, но меня никто не останавливает. В конце коридора красная стрелка указывает, что мне налево. Я перехожу на бег. Впереди маячит металлическая дверь запасного выхода. Я толкаю её, и немедленно срабатывает сигнал тревоги.
Оставив за собой громко лающую аварийную сигнализацию, я бегу к зданию, где занимается Дейзи. С каждым шагом я становлюсь все ближе к ней. Вокруг меня пустые безлюдные тротуары. Внутри здания я вижу нескольких охранников. Кажется, они кричат на меня, но я игнорирую. Через три минуты я оказываюсь у здания Дейзи. Двери заперты и охраняются двумя офицерами из службы безопасности. За дверями я вижу толпу взбудораженных студентов, но не Дейзи.
Я стучу в двери.
— Впустите меня, — кричу я.
Один из огромных охранников поворачивает голову ко мне. Он смотрит на меня и что-то шепчет своему другу. Появляется стремление вытащить пистолет и расстрелять их обоих. Однако я осторожно бью по корпусу двери, чтобы не разбить стекло.
Я пинаю дверь ещё раз. И ещё два раза. Наконец, один из охранников прикрывает дверь:
— Эй, ублюдок, прекрати пинать...
Я сразу же бросаюсь внутрь, отталкивая охранника с пути.
— Дейзи, — кричу я.
Люди стоят на моем пути, и я расталкиваю их, разыскивая Дейзи. Я ищу в коридорах и классах, но её нигде не видно. Студенты отпрыгивают передо мной и жмутся по углам.
Должно быть, я выгляжу угрожающе, но держу себя в руках и не достаю пистолет.
Задним умом я понимаю, что устраиваю представление, но не могу остановиться. Каждое сердцебиение, каждая капля крови в моем теле ведет меня к ней. Я не могу потерять её. Где она? Где она?
Я врываюсь в еще одну дверь, когда слышу её голос:
— Ник, это ты?
Её любимое лицо выделяется позади комнаты. От облегчения я чуть не падаю на колени:
— Дейзи, Дейзи, — бормочу я, обнимая её.
— Что происходит? — требовательно спрашивает она, но я слишком занят, расцеловывая её лицо и доказывая себе, что она цела.
— Ник, — повторяет она, когда я, наконец, останавливаюсь.
И только теперь я замечаю, что позади неё стоит Кристина.
— А вы тут были заняты? — глупо спрашиваю я, понимая, что нахожусь в женской уборной.
— Нет. Просто ты всегда говорил, что в случае чрезвычайной ситуации нужно идти в туалетную комнату. Вот, я и решила, что здесь безопаснее всего в здании, — и она гордо улыбается.
— Ах, котенок, да. Я так горжусь тобой. Пойдем, мы сейчас найдем более безопасное место.
Я беру её за руку и тяну за собой, но она упирается.
— Что такое?
Она поворачивает голову, и девушка позади неё делает шаг вперед. Я не перестаю хмуриться. Я здесь для того, чтобы защищать Дейзи и никого другого. Кристина вянет под моим яростным взглядом.
— Она – мой друг, — умоляет Дейзи.
По какой-то причине для Дейзи важно иметь друга. Я не могу отвергать это, поэтому резко киваю, показывая, чтобы они следовали за мной.
В основном, холл пустой, и студенты рассаживаются на подоконниках. Если в кампусе стрелок, многие из них будут ранены не столько пулями, сколько шрапнелью от всего, что разобьется от пули. Охранники стоят у дверей и не выпускают людей.
— Мы идем на крышу, — говорю я. — Нам нужна самая высокая точка в этом здании.
Дейзи следует за мной, не задавая вопросов и внимательно смотря под ноги, пока мы поднимаемся по лестнице. Доступ к крыше не заблокирован. Двери блокируются снаружи, а не изнутри. Система пожарной безопасности не даст им закрыться, пока заперты главные двери.
На крыше мы обнаруживаем небольшую группу людей, некоторые из них курят. Один человек в припадке тупости склоняется над низким бортиком. Здание пятиэтажное. Порыв ветра или чья-то рука на плече, и он расшибется насмерть.
Я подвожу девушек к углу, образованному стенками вентиляционных шахт, и усаживаю их спиной. Присев рядом, я осматриваюсь. На тротуарах до ужаса пусто. Тишина напоминает мне строчку из рождественского стихотворения, которое мы читали с Дейзи.