Последний вечер (Трудный выбор)
Шрифт:
Он резко повернул голову, и она почувствовала, как на нее сыпятся искры гнева.
– Понимай, как хочешь, – проворчал он.
Лучше бы он дал ей пощечину. Тогда болела бы только щека. Глаза застлали слезы, сливаясь с дождем, стучащим по ветровому стеклу. Она отвернулась, чтобы он не заметил, как она расстроилась, и гордо подняла плечи.
Он привез ее на окраину города, в популярный стейк-хаус. Его простой деревянный фасад сливался с дождливым пейзажем.
– Надеюсь, ты любишь стейки.
– Иди к черту, – выругалась она, открыла дверь и побежала под дождем ко входу в ресторан. Если он решил соблюсти этикет и покормить ее ужином, надо поскорее с этим покончить и отправиться домой зализывать раны.
Она внутренне содрогнулась от его мрачного вида, когда он догнал ее на крыльце и открыл дверь.
– Заходи, – напряженно пригласил он. Она зашла вслед за ним, бросив на него гневный взгляд.
Официантка отвела их к столику у камина.
– Будете что-нибудь из напитков? – спросила она.
– Нет… Да, – одновременно ответили они.
– Мне ничего не нужно, – заявила Шелли.
– Разливное пиво, пожалуйста, – заказал Грант.
Официантка принесла меню, и Шелли его внимательно изучала, пока девушка не вернулась с пивом для Гранта, чтобы принять заказ.
– Шелли? – вежливо спросил он.
– Я буду только салат. С уксусом и оливковым маслом.
– Еще она будет стейк. Филе, средней прожарки. И печеную картошку на гарнир. Я буду стейк из ребер, средней прожарки с кровью, и тоже печеную картошку. С соусом «Тысяча островов».
Он захлопнул меню и протянул его смущенной официантке, взглядом не позволяя Шелли ничего возразить. Она лишь пожала плечами и уставилась на огонь. Во время ужина Шелли непоколебимо молчала, вежливо отвечая на его вопросы, но не поддерживая беседу. Если это всего лишь расплата за ее «щедрость», она не позволит ему получить удовольствие от вечера.
На обратной дороге машину Гранта занесло на скользком шоссе. Его возрастающий гнев лишь подпитывал ее ярость. Искренний любовник прошлой ночи исчез, и на смену ему пришел злой, раздраженный, незнакомый ей человек.
За несколько кварталов до кампуса он свернул на ее улицу.
– Моя машина…
– Я помню. Я не хочу, чтобы ты ездила в такую погоду, особенно…
– Я сама могу о себе позаботиться! – воскликнула она.
– Не сомневаюсь, – рявкнул он в ответ. – Но ты уж меня побалуй!
Он притормозил возле ее дома и поймал ее за руку, прежде чем она успела выйти из машины.
– Не надо, – только и произнес Грант, но короткая фраза возымела мощное действие. С напускным равнодушием, внутренне замирая от страха, она послушалась и подождала, пока он выйдет из машины, откроет ей дверь.
– Спасибо за все, – поблагодарила она, вставила ключ и отперла замок.
– Не спеши, – сказал он, остановил ботинком закрывающуюся дверь и зашел вслед за ней.
– Я не позволю тебе зайти в пустой дом в одиночку. Мало ли что? Вчера ты здесь не ночевала, и неважно, насколько хорошо ты о себе в состоянии позаботиться.
Он закрыл за собой дверь и включил свет, а потом тщательно осмотрел ее маленький дом, пока она с растущим раздражением стояла у входа. Когда он вернулся, стало ясно, что он не торопится уходить – даже наоборот, он успел снять куртку и теперь держал ее за спиной, повесив на указательный палец. Она процедила сквозь зубы:
– Спокойной ночи.
Он хитро улыбнулся и бросил куртку на стул.
– Спокойной ночи обычно желают в спальне, Шелли.
Она остолбенела. Грант стремительно приблизился к ней, крепко обхватил одной рукой за талию, другой рукой потянул ее за волосы, откинув голову назад, и навис над ней.
– И сопровождают пожелание поцелуем.
– Нет…
Она не успела выбраться, он накрыл ее губы своим ртом. Безжалостно действуя языком, Грант немилосердно мучил ее губы, а потом, не обращая внимания на ее борьбу и протесты, легко поднял Шелли на руки и потащил в спальню.
Там он резко бросил девушку на кровать и упал на нее сверху, придавив своим телом.
– Пусти. – Она заплакала от разочарования и бессилия, беспомощно стуча кулаками по его груди.
– Бесполезно, любимая. – Стальной хваткой руки он сжал ее запястья. Другой рукой расправился с пуговицами на блузке и второй раз за сутки опустил вниз серебристый бюстгальтер, чтобы добраться до грудей.
– Давай, скажи мне, что тебе не нравится. Не хочется. Не нужно.
Он продолжал терзать ее свободной рукой. Прикосновения были удивительно нежными, вступали в прямой контраст с силой, с которой он держал Шелли.
– Нет, прошу, не надо, – застонала она, почувствовав, как охотно откликается ее обычно такое непокорное тело. Ее голова металась по подушке, но битва была проиграна, и Шелли это знала. Ее усилия были энергичны, но неубедительны. Протестующие стоны превратились в умоляющее хныканье, когда он пустил в ход язык. Он ласково шлепал ее по соскам, словно крыльями бабочки.
При первых признаках согласия тиски его рук разжались. Воспользовавшись моментом, она вцепилась в его волосы, но не оттолкнула, а прижала сильнее, словно испугалась, что на этот раз захочет убежать он.
– Шелли, Шелли, – прошептал он, уткнулся ей в живот, задрал юбку и спустил колготки, проклиная женское белье и собственную неуклюжесть. Чтобы не напугать ее жадной страстью, он заставил себя сбавить темп, но его неистовые движения молили ее о продолжении. Пока он ее целовал, его опытные искушающие пальцы убедились, что она готова, податливая и влажная, как он и подозревал.
Он лихорадочно спустил плавки и замер на границе ее женственности, обхватив руками лицо.
– Ты считаешь, я допущу, чтобы какая-то идиотка встала между нами? После десяти лет ожидания и всех наших страданий, ты думаешь, что я позволю кому-нибудь или чему-нибудь вновь похитить наше счастье?