Последний викинг. «Ярость норманнов»

Степанов Сергей Александрович

– Неравноценный обмен!

– Зато благодаря вшивому тулупу я сумел подобраться к трем братьям-гренландцам, которые приплыли на своем корабле. Они не обратили на меня никакого внимания, так как думали, что по берегу бродит Одди Вшивец в оборванной одежде. Когда корабль пристал к берегу, один из братьев по имени Торкель перегнулся через борт. Я выскочил из-за сарая и секирой раскроил ему череп. Два брата бросились за мной в погоню. Мне удалось первым добежать до прибрежных скал и прыгнуть на выступ перед пещерой. За мной прыгнул брат по имени Торд. Но он неловко приземлился и наклонился туловищем вперед. В этот момент я вонзил ему секиру между лопаток по самую рукоять. Прежде чем

я успел освободить свое оружие, на выступ прыгнул Фальгейр, самый могучий из братьев. Он нанес мне тяжелую рану. Он был очень высок, на две головы выше меня. Я скользнул ему под руки и схватил его за пояс. Мы оба рухнули со скалы в море. То один из нас, то другой оказывался сверху. Фальгейр был очень силен, а я ослаб от раны. Но поскольку в тот день мне не было суждено умереть, бечева на штанах моего противника внезапно лопнула. Ему стало тяжело держаться на плаву, он то и дело погружался в пучину и каждый раз хватал ртом соленой воды сверх меры. Кончилось тем, что он захлебнулся. Его труп качался на волнах со спущенными штанами, сверкая под солнцем голым срамом. Я уже и не надеялся добраться до пещеры, потеряв столько крови. Однако боги оказались милостивыми, и я выжил. Когда я лежал, страдая от раны, мне пришли в голову ругательные стихи. Вот послушай:

Я еще плескался,Вдруг гузно всплывает.Дылда сдох постыдно,Лишь очко зияло!

– Обидные стихи! Чем же досадили тебе Фальгейр и его братья?

Тормод Скальд Черных Бровей промолчал. Харальд увидел, что скальд покраснел до кончиков черных волос. Кровь прилила к его щекам, и это было заметно, хотя лицо его было смуглым и обветренным. Юноша настаивал:

– Какова же была причина того, что ты опозорил братьев, а не воспел их как славных воинов, которых одолел в жарком поединке?

Скальд ответил, сильно запинаясь от волнения:

– О-о-они рр. распустили по всей Гренландии пп. позорные сс. слухи, будто я живу с мужчинами, как кк. кобыла с жеребцами.

Харальд едва не расхохотался, но, покосившись на грозную секиру скальда, спрятал ухмылку. Он не боялся смерти в бою. Однако скальд мог опозорить его в стихах, а это хуже самой мучительной смерти. Тормод заметил:

– Х..х..хорошо, что ты умеешь вовремя промолчать, Харальд. Э..э..это гораздо лучше, чем низвергать из уст ту часть меда поэзии, которая вышла из зада Одина.

Глава 4

«Солнце померкло, срываются звезды…»

К полудню войско конунга подошло к Стикластадиру и увидело врага. По зеленой долине двигались черные точки. Их было великое множество. Отряды бондов, подобно тоненьким ручейкам, сливались в грозное бушующее море.

– Их сотня сотен, конунг! – прикинул на глаз дружинник Торд, несший позлащенный стяг конунга.

– Боишься, Торд? – спросил конунг. – Уж не бросишь ли ты в бою мой стяг?

– Будьте спокойны, конунг. Ваш стяг останется реять над всеми, когда я паду мертвым на землю.

Харальд как завороженный смотрел на приближающихся бондов. Никому и никогда в Норвегии не удавалось поставить под боевые знамена столько людей. Воистину вся языческая страна бросила вызов Христовой вере! Харальд почувствовал, как в его сердце жажда битвы борется со страхом, нашептывавшим, что им не выстоять против такой несметной рати. Но вскоре страх сошел с него, словно жар с железа. У Харальда было очень маленькое сердце. Говорят, когда разрубают грудь храбреца, то всегда находят небольшое сердце, в котором мало крови. Наоборот, у труса большое сердце обливается кровью,

что считается признаком страха. Недаром говорят, что сердце бьется в груди, ведь при этом и кровь в сердце, и само сердце приходят в движение.

Олав Толстый выстроил своих воинов и произнес перед ними следующую речь:

– У нас большое и хорошее войско! Жаль, что мы не успели соединиться с отрядом Дага. Но он еще подойдет. И хотя у язычников войска больше нашего, помните, что против вас бьется простой люд, необученный ратному делу. Будем сразу же решительно наступать, тогда исход битвы может решиться в нашу пользу. Если их первые ряды дрогнут, то при отступлении они сомнут тех, кто будет позади них. И чем больше там будет бондов, тем сильнее будет их смятение.

Харальд восторженно пожирал брата глазами. Олав был облачен в кольчугу, на его голове блистал позолоченный шлем, в одной руке он держал белый щит с крестом из золота, в другой – копье. Знаменосец Торд держал наготове секиру конунга по имени Хель, и действительно, эта секира отправила в мир иной великое множество язычников, отвергших любовь Господа нашего Иисуса Христа. На поясе конунга висел острый меч Хнейтир с рукоятью, обвитой золотом, – предмет нескрываемой зависти Харальда. Его собственный меч, унаследованный от отца, был слишком длинным и тяжелым, и даже желоб вдоль клинка лишь немного облегчал вес. Вдобавок Сигурд Свинья дал мечу незатейливое имя Жернорез, которое казалось Харальду совсем непоэтичным.

Воины спешились и отогнали подальше лошадей, верховых и вьючных. Норманны всегда сражаются пешими, не доверяя свои жизни пугливым животным. Олав Толстый приказал воинам отдохнуть перед битвой. Он прилег на траву, снял шлем, положил голову на колени Финна, сына Арни, и сомкнул очи. Между тем отряды бондов приближались. Финн внимательно наблюдал за ними и, когда враг подошел к холму, осторожно тронул плечо спящего. Олав сладко потянулся:

– Наконец я заснул. Жаль, что ты не дал досмотреть чудесный сон. Я поднимался на небо по длинной лестнице. И чем выше я поднимался, тем больше открывалось моему взору. Я увидел весь Трондхейм, потом всю Норвегию и все Северные Страны, потом Восточный Путь и Гардарику и самые отдаленные края земли, о которых мне довелось только слышать. Мне осталось поставить ногу на самую верхнюю ступеньку, как вдруг ты разбудил меня, и я не увидел, что там, на небе.

– Не нравится мне ваш сон, конунг! Он предвещает недоброе. Бонды уже близко!

Конунг поднялся, за ним встали все воины. С холма можно было видеть краешек синего фьорда и петляющую по долине речку. Между тем враг окружал пригорок. Язычники медлили с нападением, потому что не все их отряды еще подошли. Конунг тоже выжидал, не оставляя надежды на подход Дага с подмогой.

Язычниками предводительствовали знатные люди, держатели ленов – обширных владений, с которых они собирали подати. В других странах держателей ленов называют баронами и графами, а в Дании и Норвегии – лендрманнами. Конунг увидел стяг лендрманна Кальва, сына Арни, и крикнул ему:

– А ты почему здесь, Кальв? Не подобает тебе бросать в нас копье, ведь с нами четверо твоих братьев!

Рослый лендрманн отвечал:

– Многое теперь не так, как должно бы быть! Ты уехал в Гардарику, покинул своих подданных. Но мы могли бы еще помириться, если бы это зависело от меня.

Олав вполголоса спросил Финна:

– Можно ли доверять твоему брату?

– Похоже на Кальва: если он говорит хорошие слова, значит, задумал злое дело. Не верьте ни единому слову!

– Скоро мимунди – три часа пополудни. Они все непременно соберутся к мимунди, а Дага не видно. Уж не изменил ли родич? – вслух раздумывал Олав.