Последний выстрел Странника
Шрифт:
– С этим, то есть с визитом в их офис или же с приглашением кого-нибудь из их руководства сюда, к нам, с учетом некоторых обстоятельств, не стоит торопиться.
Щербаков хотел что-то добавить к сказанному, но, передумав, жестом дал понять Игнатьеву, что тот может продолжить.
– Как я уже говорил, мы не контачили пока напрямую с руководством фирмы, но кое-что нам удалось выяснить самим.
– О чем речь?
– От имени Пашкевича… и с его смартфона поздним вечером семнадцатого, в двадцать три сорок, было отправлено СМС-сообщение заместителю
– Это же сообщение продублировано на корпоративный мэйл фирмы, – добавил Заславский. – Нам удалось считать оба эти сообщения… отправленные самим Пашкевичем или же от его имени.
– А он, этот Пашкевич, значит, еще семнадцатого сказался больным? – задал уточняющий вопрос начальник. – Так у вас в докладной указано.
– Он позвонил в офис одному из старших менеджеров около двух пополудни, – вновь вступил в разговор Игнатьев. – Сказал, что у него сильный приступ зубной боли. Нам это стало известно после знакомства с распечаткой телефонных разговоров гражданина Пашкевича… Вернее, распечаткой разговоров с его основной трубки.
– А что, у него имелась не одна только эта трубка?
– Найдена при нем лишь одна. Но не исключено, что у Пашкевича имелась еще как минимум одна «труба». «Серая», скажем так.
– О случившемся с ним криминальном ЧП Пашкевич своим работодателям что-нибудь сообщил? Или об этом пока ничего не известно?
– Складывается впечатление, что нет, не сообщил. И это еще один странный момент… Зачем ему понадобилось скрывать тот факт, что его обокрали? И что ему пришлось ехать в райотдел полиции?
– Действительно…
– Никто не застрахован от подобного, – сказал Игнатьев. – А он зачем-то придумал «зубную боль».
– И это подозрительно, не так ли?
– Еще и потому подозрительно, что похоже на сознательный отмаз, на попытку скрыть случившееся от коллег или, что точнее, от своего начальства.
– То есть Пашкевич изначально не хотел, чтобы у него на работе знали об этой краже?
– Похоже на то. Хотя, возможно, он не хотел, или же опасался не самой огласки того факта, что он стал жертвой автомобильных воров, а того, что в его фирме могут стать известными в этой связи кое-какие детали…
– Например, про пакет с деньгами?
– Да вот хотя бы это. И про флешку, которую он, как и дензнаки, не признал своей.
Щербаков ненадолго вышел из кабинета; перебросился несколькими словами с помощником, после чего вернулся обратно и возобновил разговор.
– Если следовать логике, товарищи, то озвученное вами недавно время отправки Пашкевичем сообщений… то есть двадцать три часа с минутами… и есть наиболее вероятное время гибели этого гражданина?
– Убийства, скорее всего, – сказал Игнатьев. – Инсценированного… и замаскированного под суицид. Что касается датировки, когда точно умер Пашкевич и сколько еще минут или даже часов он прожил после отправленного СМС-сообщения… Тут надо разбираться.
– Что говорит медик, который выезжал с вами на место? Если коротко.
– Медики, причем оба, наш и привлеченный из судмедэкспертов, считают, что Пашкевич умер не позднее трех часов ночи восемнадцатого числа в результате механической асфикции.
– То есть он был жив на тот момент, когда сунул голову в петлю? Или когда ему помогли этого сделать?
– Так точно. Хотя, как предполагает наш медик и как мы сами себе это все представляем, мог быть в бессознательном состоянии.
– Снотворное? Наркотическое средство? Какой-нибудь клофелин?
– Да, определенно, что-то из этого списка. Скорее всего. Но лишь после аутопсии станет точно известно, что он ел и что пил в последние минуты жизни. Как и то, какой именно препарат ему мог быть введен… или подмешан, скажем, в напиток.
– Отпечатки в квартире?
– Тщательно обследовали. Нашлись только самого Пашкевича.
– А на клавиатуре ноута и на смартфоне?
– Вообще не обнаружено отпечатков.
– То есть… кто-то стер «пальчики»?
– По-видимому, так и было. Складывается впечатление, что Пашкевич был не один в тот вечер, – продолжил Игнатьев после небольшой паузы. – Или же гость пришел к нему незадолго до того, как этот гражданин вдруг… или не вдруг оказался подвешенным к трубе за шею.
– На кухне вообще не найдено отпечатков, – добавил Заславский. – Такое впечатление, что тот – или те, – кто к нему пришел, поначалу был без перчаток. Потому и пришлось потом этому «некто» тщательно протереть поверхности…
– Пашкевич в столь позднее время мог впустить в квартиру лишь близкого… ну, или хорошо знакомого ему человека, – задумчиво сказал Щербаков. – И было бы странно, если бы тот расхаживал по квартире в перчатках, не так ли?
– Мы тоже так полагаем.
Первый заместитель Директора бросил взгляд на циферблат настенных часов. Затем посмотрел на наручные, словно хотел удостовериться, что те и другие идут точно, синхронно.
Стоящие перед ним навытяжку сотрудники пока даже не представляли себе, насколько важным, насколько перспективным и насколько ответственным является то направление, на которое их назначили столь неожиданно для них самих.
То, что запись, сделанная неким лицом в ресторанчике одного из швейцарских курортных городов, расположенного в полусотне километров от Давоса, где в те дни проводился Всемирный экономический форум, попала на Лубянку, это огромная удача. Один из двух аудиофайлов, записанных на этом же USB-носителе, доставленном братом полковника Игнатьева на Лубянку, тоже вызвал большой интерес. Эти записи, наряду с некоторыми произошедшими в последние дни и происходящими прямо сейчас событиями, о которых Щербаков пока не считал нужным сообщать этим двум сотрудникам, являясь сами по себе разрозненными мозаичными фрагментами, постепенно складываются в одну общую картинку. Тревожную, надо сказать, картинку!..