Последний завет
Шрифт:
Позади нее послышался шум и чей-то голос, усиленный мегафоном. По улице медленно двигалась демонстрация, впереди которой ехал джип, выкрашенный в оранжевый цвет, с открытым верхом и с транспарантом на бортах. В машине стоял юноша и выкрикивал в мегафон хулу в адрес премьер-министра. С противоположной стороны улицы двигалась другая толпа. Пацифисты не шли, а танцевали под модную поп-музыку…
Мэгги бросила взгляд в сторону холма, где располагалось американское консульство. Ей вспомнилось, как ее встретил Дэвис, как они сидели с ним в саду и он рассказывал ей про соседний монастырь. Это было всего пять дней назад,
Мэгги повернула налево, в сторону от гостиницы. У нее ныло все тело, а на душе лежал камень. Ей страшно хотелось принять горячий душ и лечь в свежую постель, но она не могла себе этого сейчас позволить.
Парк был пуст, и в нем царила тишина. Лужайки, за которыми никто давно не ухаживал, поросли сорняком. Чугунные ограды клумб проржавели. Мэгги обратила внимание на то, что даже дорожки, проложенные в парке, были выложены все из того же иерусалимского камня, который ей уже смертельно надоел. Интересно, что о нем думают коренные жители города? Должно быть, видеть уже не могут. Так же, наверно, чувствуют себя работники шоколадной фабрики: новичков восхищают ее ароматы, а старожилов просто тошнит…
Она выбрала первую попавшуюся скамеечку и присела на самый краешек. Когда Миллер окончательно поверил ей и сказал, чтобы она убиралась ко всем чертям, Мэгги испытала облегчение, но вовсе не радость. Да, у нее болело все тело… Да, она пережила адское унижение… Да, Миллер раскрыл ей глаза на суть ее иерусалимской миссии… Но сейчас Мэгги беспокоило не это, а то, что Миллер отпустил ее. Мэгги ему не верила и теперь терзалась мыслями: почему он ее отпустил?
Снова и снова вспоминая свой разговор с ним, она вспомнила и слова, сказанные им на прощание. Миллер строго-настрого предупредил ее о том, чтобы она молчала.
— В противном случае, девочка, «Вашингтон пост» опубликует печальное известие о том, что мисс Костелло в очередной раз впуталась в любовную интрижку, а когда поняла, что тем самым опять подвела своих коллег, пережила нервное потрясение и слегка помешалась.
Миллер сказал, что лично даст интервью газете, в котором скажет, будто это он решил предоставить Мэгги шанс, поручил ей важную дипломатическую миссию, а она не справилась и подвела его. Не удержалась и прыгнула в койку к одному из участников переговорного процесса.
«А если я скажу, что это все вранье?»
«Тогда мне придется подкрепить свои слова фотографиями и видеопленкой, где вы с Ури… милуетесь».
Мэгги и сейчас содрогнулась, вспомнив об этом. Она, сама того не зная, сделала все, чего ждали от нее эти подонки. Мэгги не считала, что если Бог создал ее женщиной, то это как-то мешает ей в работе. Даже наоборот — она пользовалась этим в разумных пределах и никогда не злоупотребляла. И во всяком случае, гораздо больше всегда полагалась именно на свой профессионализм.
Миллер же выбил почву у нее из-под ног. После разговора с ним Мэгги уже не могла думать о своей работе, не испытывая при этом жгучего стыда. Он все перевернул с ног на голову. Он заставил Мэгги забыть о том, что она классный переговорщик, умный и тонкий дипломат, сильный аналитик… Он заставил ее на минуту поверить в то, что она просто шлюха. И что тот инцидент в Африке на самом деле не пятно в ее карьере, а единственное крупное достижение. Что никому не нужны ее мозги, а нужны только сиськи и задница. И что ее истинное призвание в мировой дипломатии — уметь вовремя раздвинуть ноги.
— Господи, да ведь меня просто изнасиловали, — пробормотала она, тупо глядя на свои туфли. — И началось это в тот момент, когда Бонхэм передал мне билеты на самолет…
Она вдруг вспомнила, каким взглядом провожал ее Миллер. Этот взгляд поразил ее. Он сидел за столом, чуть склонив голову набок и скривив губы в ухмылке… А в глазах его светилось сочувствие! Когда она уже была в дверях, он вдруг проговорил:
— Порой нам приходится совершать ужасные поступки, просто ужасные. Но нас утешает мысль, что мы движимы благими намерениями.
И вот это бесило ее сейчас больше всего. Ведь она была почти согласна с ним. Мэгги никогда не считала себя наивной пацифисткой и никогда не верила в то, что все люди хорошие и стоит им только напомнить об этом, как установится мир во всем мире. Она отлично знала, как вершится большая политика. И она полностью разделяла опасения Миллера в отношении того, что будет, если глиняная табличка с завещанием Авраама всплывет на свет божий. В конце концов Миллер поставил перед собой цель переизбрания президента на новый срок. А это случится, если арабы и израильтяне подпишут мирное соглашение. И кого волнует, корыстны или бескорыстны при этом были побуждения тех, кто этого добился… Главное, что будет положен конец извечной вражде между двумя народами, перестанет литься кровь, человеческая жизнь вновь начнет цениться…
Мэгги Костелло готова была подписаться под каждым пунктом этого плана. Она не первый год жила на свете и отлично знала, что дипломатические соглашения заключаются вовсе не благодаря любезности договаривающихся сторон, не благодаря усилиям ораторов с хорошо подвешенным языком, которые проповедуют мир, и даже не стараниями очаровательной «ирландской девушки», которая настолько мила, что участники переговоров просто не смеют ей ни в чем отказать. Дипломатические соглашения заключаются тогда, когда стороны вдруг начинают понимать, что это в их интересах. А чаще — когда это начинают понимать великие державы. Вот решили в один прекрасный день «большие парни», что им надоела война, — и война кончилась.
Так что Мэгги внутренне была согласна с Миллером. Если бы он, или Санчес, или Дэвис, или даже Бонхэм — ей не хотелось верить в то, что все они были заодно, — с самого начала рассказал ей обо всем, попросил о помощи, она, возможно, и не отказала бы. Она нашла бы способ сделать работу, но они ей не пожелали довериться. Ее использовали как инструмент в чужих хозяйских руках, как пешку на шахматной доске, чья роль состоит в том, чтобы быть… трахнутой одним из королей.
Ей стало зябко, и она обхватила плечи руками. А может, это всего лишь усталость. Сейчас она встанет, пойдет к себе, примет душ и заснет. А когда проснется, тут же отправится в аэропорт. «И куда же ты полетишь?» — спросила она себя. «Все равно куда», — ответил ее внутренний голос. Переступив порог вестибюля и сосредоточенно смотря себе под ноги, словно боясь споткнуться, Мэгги ускорила шаг. Глупо, конечно, но ей казалось в ту минуту, что все взоры обращены исключительно на нее.