Последняя драма Шекспира
Шрифт:
– Кто это?
– Это не Аня!
– Она вообще не из нашего театра!
Как выяснилось, никто из присутствующих не узнал мертвую женщину.
– А тогда где Коготкова? – поставила Гиацинтова вопрос ребром и оглядела присутствующих. – Если это не Анна, то куда она подевалась? Кто ее видел последним?
– Радунский! – неожиданно заявила театральная костюмерша и направила осуждающий перст на театрального острослова. – Я видела, как он разговаривал с ней во время последнего антракта! И за локоток придерживал!
Все
– А что я? – забормотал тот, мгновенно утратив свое остроумие. – Ну да, я с ней разговаривал… а потом мы еще выпили кофе в актерском буфете…
– Вы еще и коньячку пятьдесят грамм тяпнули! – подала голос буфетчица Люся, появившаяся на сцене. Она всегда оказывалась там, где происходило что-то интересное.
– Ну, тяпнул! Ну, коньячку! – повысил голос Радунский. – Так сама же ты сказала – всего пятьдесят грамм! И что с того? Мне это нужно для куража! Для вдохновения!
– Валентин Михайлович, мы сейчас не вас обсуждаем, – перебила его Гиацинтова, – мы сейчас выясняем, кто последним видел Анну. И если это были вы…
– При чем тут я? Ну да, я с ней выпил… кофе, так вот Люся видела, что она была жива и здорова, а потом я проводил Аню до дверей ее гримерки – и все!
– Так кто же это такая? – раздался в задних рядах незнакомый голос. – Никто из вас не знает эту женщину?
В этом голосе было что-то, что заставило всех присутствующих обернуться. Голос принадлежал худой, излишне ярко накрашенной загорелой брюнетке неопределенного возраста.
– А вы кто такая? – строго осведомилась Гиацинтова. – Что вы здесь делаете? Как вы сюда попали? Кто вас пропустил? Сюда посторонним нельзя!
– Даже сотрудникам полиции? – произнесла брюнетка тем самым голосом, который заставлял всех замолчать и прислушаться. Было в этом голосе что-то такое, вызывающее почтение.
– Вы из полиции? – переспросила Гиацинтова. – Как быстро вы успели! И кто вас вызвал? А документы у вас есть?
– Разумеется! – Женщина протянула Гиацинтовой раскрытое удостоверение.
– Майор Акулова… – прочитала Гиацинтова.
– Говорящая фамилия! – не удержался Радунский. К счастью, на него никто не обратил внимания.
– А так быстро я появилась, – продолжила брюнетка, – потому что была на спектакле.
– Надо же, полицейские тоже в театр ходят! – прокомментировал ее слова Радунский.
На этот раз Акулова бросила на него быстрый многообещающий взгляд и продолжила:
– У меня глаз наметан, сразу поняла, что на сцене что-то случилось. Занавес опустили, на поклоны не вышли, дымом не пахнет – стало быть, не пожар. Пошла я за кулисы, никто меня не остановил.
– Это удачно… – уже произнеся эти слова, Гиацинтова осознала, насколько они неуместны.
Акулова не отреагировала на ее слова.
– Значит, эта женщина не из вашей труппы? – осведомилась она, оглядев убитую.
– Да, не из нашей… мы ее вообще первый раз видим. Понятия не имеем, кто она.
– Странно, очень странно… более чем странно… незнакомых людей обычно не убивают.
– Вы хотите сказать… – начала Гиацинтова, но брюнетка не дала ей договорить.
– Я хочу сказать, что тот, кто ее убил, не знал, кто скрывается под маской. Он – или она – думал, что это Анна Коготкова. Значит, у него должен быть какой-то мотив.
Брюнетка окинула всех присутствующих пронзительным, рентгеновским взглядом и выдернула этим взглядом из настороженной актерской толпы Кирилла Седова.
– Вот вы. Вы находились на сцене рядом с убитой.
– Такая уж у меня роль! – не удержался актер от реплики.
– Какая у вас роль, мы выясним. Но пока мне ясно, что у вас были все возможности совершить это убийство. Вы находились рядом, и у вас было подходящее орудие.
– Что? Вы об этом? – Седов вытащил из ножен кинжал.
– Да, именно об этом!
– Да этим кинжалом никого не убьешь! – Актер взмахнул кинжалом и внезапно по самую рукоятку вонзил его в свою грудь. Лицо его побледнело, он зашатался.
– Прекратить! – испуганно вскрикнула брюнетка. – Остановите его, кто-нибудь!
Актеры не реагировали на ее слова. Они смотрели на шатающегося Седова – кто насмешливо, кто равнодушно.
– Кирилл, кончай идиотничать! – протянул Радунский.
Майор Акулова подскочила к актеру, она хотела вырвать кинжал, но Седов опередил ее, он отвел руку с оружием от груди – и женщина увидела, что складное лезвие полностью ушло в рукоятку.
– Вы видите? – проговорил Седов, выпрямившись и порозовев. – Чистой воды бутафория! Этим кинжалом никого не убьешь! Да и потом, зачем мне убивать Анну?
– Ну, это мы со временем выясним… – Акулова закашлялась, смущенная тем, что повелась на примитивный розыгрыш, и снова оглядела труппу. – Ладно, допустим, этот кинжал – бутафорский… но кто-то мог его подменить. И на сцене в последнем действии был не только Отелло. А вот вы… – Майор повернулась к Лизе Тверской: – Какие отношения у вас были с убитой?
– Да я ее первый раз вижу!
– Ах да… я хотела сказать, какие отношения были у вас с Анной Коготковой?
– Да никаких… – Лиза пожала плечами. – То есть нормальные отношения… как у всех в труппе.
– Как у всех? – Брюнетка повернулась к Гиацинтовой: – А вот если бы Коготкову действительно убили, кому бы в этом случае досталась роль Дездемоны?
– Ну… это еще неизвестно… – Помощница режиссера замялась. – Это решать Главному…
– Неизвестно? – Брюнетка жестом циркового фокусника выхватила из сумочки сложенную вдвое программу и ткнула в нее пальцем: – А вот здесь написано: в роли Дездемоны Анна Коготкова или Елизавета Тверская!