Последняя гостья
Шрифт:
– Ой, нет, я не…
– Ну пожалуйста! Они тебя полюбят, – она сделала паузу и сверкнула улыбкой. – Ты им понравишься, – поправилась она.
– Или они будут нехотя терпеть меня ради тебя?
– Ну уж нет, не ради меня. Да ладно тебе, это же просто ужин. Прошу, избавь меня от этого однообразия.
Опять этот небрежный взмах рукой. Все вот это. Моя жизнь.
– Но я же ничего о них не знаю, – сказала я, хоть это была и не совсем правда.
Она остановилась
– Все, что тебе на самом деле следует знать, – что мой отец ум, а мама – сила.
Я рассмеялась, думая, что она шутит. Бьянка была миниатюрной, легкой, с по-детски звонким голоском. Но Сэди только подняла бровь.
– Папа говорил, что строиться здесь небезопасно. И тем не менее, – продолжала она, взмахнув рукой и открыв дверь, – мы здесь. И потом, она управляет семейным благотворительным фондом, – она понизила голос до шепота, я безуспешно пыталась понять, что она имеет в виду. – Все должны поклоняться в святилище Бьянки Ломан.
– Сэди? – послышался откуда-то женский голос. – Это ты?
– Началось, – пробурчала Сэди, толкая меня бедром в бок.
Только тогда до меня дошло, что всегда означал ее характерный взмах руки, – ее мать, Бьянку. Грант был всегда в одном и том же настроении, уравновешенный и непреклонный, но хотя бы предсказуемый. От него я узнала, что такое на самом деле власть. А Бьянка могла усыпить твою бдительность похвалой лишь затем, чтобы дождаться, когда она уснет, и нанести удар. Но сбить спесь с другого может кто угодно, даже я. А вытащить кого-то из одного мира и перетащить в другой – это и есть настоящая власть.
На том первом ужине я подражала каждому движению Сэди, сидела тихо, старалась не высовываться. Но я заметила, как сжимались их челюсти по мере того, как разрастался список моих провинностей: никакого колледжа даже на горизонте, никаких карьерных планов, никакого будущего.
Сэди завоевывала их доверие ради меня, малыми дозами, на свой лад. Я была проектом. К концу лета ее отец предложил мне стипендию на время учебы на ближайших бизнес-курсах – инвестиция в будущее, как он выразился. На следующий год они купили дом моей бабушки и в качестве одного из условий сделки разрешили мне поселиться у них в гостевом доме. Отведать вкус положения Сэди Ломан.
В конце концов я стала работать в компании Ломанов на полную ставку, управляя их активами в Литтлпорте и присматривая за их собственностью во время их отсутствия. Я сумела пробиться наверх своим трудом, показать себя.
Но непросто было избавиться от паранойи, которая возникла, когда среди ночи, спустя долгое время после того, как должны были вернуться родители, в дверь позвонили дважды, и я, бросившись открывать, увидела не маму, со смехом роющуюся в сумочке и в то же время отводящую темную челку, упавшую на глаза, – «опять ключи посеяла!» – и не отца, с лукавой улыбкой наблюдающего
Поэтому я всегда являлась заранее – на встречу, показ дома, к телефону, если договаривалась созвониться. Мною двигала ошибочная надежда, что на этот раз я смогу заранее предвидеть то, что надвигается.
– Столик забронировал Паркер Ломан, – сообщила я администратору. Фамилию Ломанов было неизменно приятно называть и смотреть, как неуловимо меняется выражение лиц, как быстро происходит адаптация. Администратор с улыбкой повела меня к столику, стремясь услужить чему-то большему, чем я.
Я села спиной к стене и лицом к открытому залу и окнам, выходящим на пристань и бухту за ней, – вид с этажа на один выше первого. Но уже через несколько мгновений замерла, увидев, как та же администратор ведет в мою сторону детектива Коллинза. Она взмахнула волосами, указывая на мой столик, и у меня екнуло сердце. Его улыбка при виде меня длилась долю секунды, к тому времени, как он сел, я успела собраться с духом.
– Привет, Эйвери, а я и не знал, что вы присоединитесь к нам, – сказал он.
Я скомкала салфетку у себя на коленях и медленно разжала пальцы.
– И я не знала, что вы входите в этот комитет, детектив.
Впрочем, логично. Если бы я дала себе труд задуматься, я, наверное, догадалась бы о нем.
– Просто Бен, пожалуйста, – попросил он.
Вместе с комиссаром городской полиции Джастин Макканн детектив Бен Коллинз занимался организацией и проведением большинства мероприятий – от молодежных парадов Четвертого июля до фестивалей на Харбор-драйв в День города. Именно его я встретила на утесах той ночью. Он светил фонарем мне в лицо, ослепив меня. А потом устроил мне допрос. И хотел выяснить все, что только мог, о вечеринке и о том, почему я вернулась к краю утесов.
По общепринятым представлениям он был хорош собой: широкоплечий, с крепким подбородком, ясными блестящими глазами, с первыми признаками зрелого возраста, которые лишь придавали ему притягательности, с точки зрения окружающих. Но я могла воспринимать его только как участок негативного пространства. Как в ту ночь, с фонариком, свет которого отбрасывал на его лицо пугающие тени, так и всегда.
– Ну что ж, – продолжал он, отпив воды из бокала, – рад встрече с вами. Давно не виделись. Где вы теперь живете?
Я не ответила, притворившись, будто изучаю меню.
– И я тоже рада вас видеть, – сказала я.
Трудно было понять, где заканчивается любезная беседа и начинается допрос. До тех пор, пока не нашли записку Сэди, он сидел напротив меня за моим кухонным столом и раз за разом перебирал подробности моего рассказа о том вечере. Как будто заметил в моих первых показаниях нечто насторожившее его.
«С кем вы были? Зачем звонили ей? Писали ей сообщения?» И на следующем моменте всегда заострял внимание: «Но вы за ней так и не съездили?»